Русская жизнь. Сокровенный человек (апрель 2007)
Шрифт:
Дмитрий Галковский
Подвиг Скалона
Я хотел назвать этот очерк «Непрактикующий врач». Он входит в цикл биографий «пламенных революционеров» и посвященсветлому образу Адольфа Абрамовича Иоффе. Но потом я решил назвать текст в честь антагониста Иоффе - Владимира Евстафьевича Скалона. Ведь революция, как и всякая катастрофа, не только являет миру образцы низости, подлости, грязного шутовства, но и проявляет высшие черты человеческой натуры: благородство, любовь к Родине, самопожертвование. Такова особенность «пограничной ситуации» - она показывает, кто есть кто.
Звездным часом Адольфа Иоффе явилось назначение на пост главы советской делегации в Брест-Литовске. Существует распространенное заблуждение насчет того, что большевики «свергли временное правительство и заключили сепаратный мир с Германией». На самом деле большевики сами были временным правительством, а военные действия против Германии прекратились сразу после военного путча в феврале 1917 года. Пушки на восточном фронте замолчали, началось «братание». За 8 месяцев правления Керенского было только два военных эпизода: сдача Галиции и сдача Риги. И та, и другая операция носили, так сказать, внутриполитический характер и являлись частью сложных маневров на пути к сепаратному миру. Соответственно, и роль немцев в этих согласованных акциях относилась не столько к сфере военного искусства, сколько к сфере военной дипломатии. Сепаратный мир в марте 1917 года не был заключен только по одной причине - не так-то просто сдаться на милость ПРОИГРАВШЕЙ СТОРОНЕ. А положение Германии в начале 1917 года было аховое, никто не сомневался, что Россия возьмет Берлин, Вену и Константинополь к концу осени. Поэтому и решились оппозиционные круги в России на столь неслыханную вещь - революцию посреди мировой войны. Такое возможно или когда дела идут очень плохо, как в Германии и Австро-Венгрии конца 1918, или очень хорошо - как в победоносной России начала 1917. Чтобы сдача, скажем так, «Берлину по состоянию на февраль 1945» была правдоподобной, надо было русскую армию и русский тыл довести до состояния развала. Этим и занималось «временное правительство» долгие восемь месяцев. И нужно было еще месяца два-три до полного коленкора, да и дела у «победителей», даже при фактическом перемирии на Восточном фронте, были неважнецкие. Особо плохо приходилось Австро-Венгрии, находившейся в состоянии экономического коллапса. В городах начались голодные бунты, без Брестского мира, то есть без поставок русского продовольствия, дряхлая империя Габсбургов продержалась бы максимум месяц.
Посему и решило руководство Антанты перестать играть в дипломатические бирюльки и передать власть Ленину. Этот все делал по-простому, без затей.
В конце ноября 1917 года из Петербурга (именно так, а не шовинистическим «Петроградом» именовали северную столицу после февральского путча) в Брест-Литовск отбыла делегация ленинского Временного правительства.
Дипломатическую миссию еще недавно могущественнейшего государства планеты возглавлял неопрятно одетый и плохо подстриженный человек восточного вида, с перекошенным асимметричным лицом. Как себя вести в подобной ситуации, он совершенно не знал, испуг и стеснение пытался скрыть преувеличенной наглостью. Получалось еще хуже. Фамилия его доселе была никому не известна, национальность, к которой он себя относил («караим»), тоже была весьма сомнительна. «Открыли» караимов только в 19 веке, причем момент «этногенеза» сопровождался скандалом и взаимными претензиями отцов-основателей («я караим - нет, я караим»). На этом фоне другие члены делегации «с восточными профилями» и «почти комичной восточной внешностью» выглядели даже солидно. Это были Каменев-Ро зенфельд, Карахан-Караханян (секретарь) и Сокольников-Бриллиант. Впрочем, автор закавыченных едких характеристик выглядел еще более импозантно. Это был не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка в обличии «полковника Джона Гуговича Фокке». Дело в том, что партия большевиков находилась в стадии формирования, людей не хватало, люди были плохо замаскированы и не выучили унифицированную легенду. Поэтому у большевиков в 1917-1918 годах постоянно отклеивался ус. Приходи лось на подхвате работать людям, которые потом ушли в глубокую закулису. Тем не менее, именно благодаря «Джону Гуговичу» мы имеем более-менее адекватную картинку брест-литовского фарса, увиденную глазами условно советского человека. (Вскоре, как вы понимаете, сей джентльмен покинул территорию РСФСР).
Другим «человеком в скафандре», помогавшим советским неумехам в Брест-Литовске продавать Родину, был полковник Масловский-Мстиславский. Этот неубиваемый человек из параллельного мира был одним из главных действующих лиц настоящей, а не выдуманной февральской революции (то есть кровавого военного путча). Это один из наиболее беспринципных и кровожадных представителей русского военного масонства. Он спокойно пережил всех членов советской делегации (почти все они были уничтожены), никуда из Совдепии не эмигрировал и открывал дверь в Кремль ударом сапога. Даже в страшном 1937 году террор его не коснулся. Наоборот, в начале 1938 года Масловского решением Политбюро назначили официальным биографом Молотова.
Однако самым колоритным участником первого состава делегации была, несомненно, товарищ Камеритая-Биценко. В 1905 году она по заданию английской разведки убила русского военного министра Сахарова и вплоть до 1917 года ломала срока на каторге. Но по сравнению с Иоффе шахидку Камеритую можно считать утонченным дипломатом. Дело в том, что Адольф Абрамович являлся… сумасшедшим.
Отцом Иоффе был крымский миллионер, стремившийся дать сыну приличное образование. Однако из-за психических отклонений Иоффе смог закончить гимназию только к 20 годам. Считается, что по образованию революционер Иоффе был врачом. На первый взгляд, это действительно так. Некоторое время Адольф Абрамович работал даже директором больницы. Только все это, если использовать знаменитую фразу Ленина, «формально правильно, а по сути - издевательство». После окончания гимназии Иоффе с головой окунулся в революционную деятельность (кафешантаны, проститутки, кокаин, явки, шпионы и тому подобная пинкертоновщина). Осенью 1903 года Иоффе поступает на медицинский факультет Берлинского университета, но занятия посещает нерегулярно и в следующем году уезжает в Россию. В конце 1905-го он снова появляется в Германии, но учиться недосуг, в 1906-м его высылают из Германии за подрывную деятельность против соседнего государства (т. е. России). Иоффе уезжает в Цюрих, где поступает в местный университет, но не на медицинский, а на ЮРИДИЧЕСКИЙ факультет. Вскоре после этого он уезжает в Россию (как член АльКаеды начала прошлого века, он несколько лет болтается в революционном подполье, как в проруби, постоянно перемещаясь из одной страны в другую) и, наконец, в 1908 году попадает в Вену, где и получает диплом врача. Но диплом этот липовый. На самом деле, в это время Иоффе становится ПАЦИЕНТОМ известного венского психиатра Альфреда Адлера, ученика Фрейда. Метод психоанализа построен на сотрудничестве подследственного, пардон, пациента с товарищем след… извините, доктором. Он не считает себя больным, а вместе с доктором «занимается», «изучает свой внутренний мир». Собственно, это коллеги. Вот таким «коллегой» известного психоаналитика и был Иоффе. История имела свое трагикомическое продолжение. Когда Иоффе в 1913 году был осужден как эмиссар международной террористической организации, готовившей восстание на военном флоте Российской империи, он был сослан в Сибирь, где в условиях войны в принудительном порядке, как врач, был назначен директором больницы на слюдяных копях. Назначение у Иоффе, до того, что называется, стетоскопа в руках не державшего, вызвало откровенный ужас. К счастью, вскоре произошел февральский переворот (основной движущей силой которого как раз было восстание моряков), и Иоффе стал полноправным членом правящего слоя бывшего великого государства.
Однако вернемся к составу брестских переговорщиков. Кроме основных действующих лиц у делегации была маскировка. В 1917-м большевики еще не насобачились изображать трудящихся сами, поэтому «трудящиеся» шли отдельно. В делегации был представитель от матросов, представитель от солдат и представитель от рабочих. Как и положено статистам, у них были незапоминающиеся фамилии, лица и биографии. Например, «рабочего» звали «Павел Андреевич Обухов», и работал товарищ Обухов на Обуховском заводе. Но выглядели они в меру натурально: расхристанный вид, семечки, мятые портки. «Джон Гугович» посмотрел на «делегацию» и опустил световой фильтр на шлеме: «ЗООПАРК» (так и написал в мемуарах).
Однако тут случилась незадача. На петербургском вокзале перед отправкой поезда «восточные профили» спохватились: «Товарищи, а где же знаменитый рюсский мужик?! Мужика-то в делегации и нет!» Стали срочно, за пять минут, искать «мужика а ля натурель». И тут же нашли - этого добра в России как грязи. На вокзале ошивалась какая-то бородатая личность в зипуне с котомкой. Личности (некоему Сташкову) тут же налили стакан спирта и посадили в вагон поезда - подписывать мир с немцами. Как выяснилось позже, это было большой ошибкой.
Тут каждый штрих ценен для истории, поэтому процитирую Фокке дословно:
«Крестьянин Сташков с сидящим рядом принцем Леопольдом не разговаривал, но вел-таки посильные дипломатические переговоры с прислуживающим вестовым. У крепкого старика была своя «программа-максимум» по отношению к подававшемуся за столом вину, которому Сташков отдавал за обедом усиленную честь. Никогда не отказывался, но заботливо осведомлялся у соседей:
– Которое покрепче? Красненькое, беленькое - нам все равно, только бы поздоровее было.
Программу «представителя крестьянства» удовлетворяли как могли - и качеством, и количеством. К концу обеда Сташков, и без того не бледный, налившимся, благодушно-довольным лицом оправдывал репутацию «красного» делегата».
Развитие зверушки шло крещендо и достигло кульминации в день отъезда. Решив напоследок укушаться на неделю вперед, трудящийся не только выпил все спиртное за столом, но и потребовал «шкалик» себе в номер. Услужливый немецкий лейтенант Мюллер, прекрасно знавший русский язык, удовлетворил запросы «герра Сташкова» полностью:
«В отведенной ему комнате «представителя русского революционного крестьянства» снабдили таким основательным «шкаликом», что он быстро утратил вертикальную позицию. Литровая бутылка пунша свалила с ног и его.
Подписывают заготовленные пять экземпляров соглашения, а одного из «полномочных» нет. Лыка не вяжет… Так и остался первый из договоров без скрепы того, кто «представлял» в единственном числе сто с лишком миллионов российского крестьянства.
Хуже было, когда наступил час отъезда делегации, для которой уже был подан обратный экстренный поезд. Расталкивают Сташкова, а он - на дыбы. «Полномочно» опрокинул вслед за бутылкой мюллеровского пунша все основные принципы «мира без аннексий и контрибуций». Взял с немцев контрибуцию «шкаликом» и решил аннексировать для своего постоянного жительства свою комнату в цитадели.