Русская жизнь. Телевизор (июль 2008)
Шрифт:
IX.
Гостелерадио СССР Кравченко возглавлял меньше года, но все три события, символизировавшие окончание перестройки на ЦТ - это все он, Кравченко. Закрытие программы «Взгляд», изгнание команды Татьяны Митковой из «Телевизионной службы новостей» и «Лебединое озеро» 19 августа 1991 года.
О «Лебедином озере» Кравченко вспоминать не любит («У нас всегда по понедельникам был день театра, а каждый третий понедельник мы давали в эфир музыкальные спектакли. „Лебединое озеро“ стояло в программе задолго до ГКЧП, мы его запланировали, не зная ни о каком перевороте») - хотя даже в 1998 году, когда Госдума утверждала его главредом «Парламентской газеты», Галина Старовойтова предрекала, что он устроит в газете «Лебединое озеро».
Разгром ТСН после вильнюсского
– А со «Взглядом» - с ним да, с ним было интересно. Шел съезд народных депутатов, учредили должность вице-президента, Горбачев хотел выдвигать Шеварднадзе, но тот отказался, а потом выступил на съезде, сказал, что надвигается диктатура, и ушел в отставку из МИДа. И уехал куда-то. Взглядовцы решили взять у него интервью. Просят меня его найти. Я звоню в МИД, помощник министра и будущий министр Игорь Иванов говорит мне: «А вы его не найдете, даже не пытайтесь». Пересказываю это ребятам из «Взгляда», они не верят. Я предлагаю Янаева - возьмите интервью у него, издевайтесь над ним как хотите, бомба будет. Они отвечают: «Нет, хотим Шеварднадзе или не выходим в эфир». Наступила пятница, «Взгляд» действительно уходит в невыход, а на экране появляется диктор Игорь Кириллов, который говорит: «В связи с тем, что взгляды „Взгляда“ на итоги съезда разошлись со взглядами товарища Кравченко, программа снята с эфира, извините». Я в шоке, конечно, тем более что Кириллов до сих пор меня чуть ли не боготворит, но тогда, видимо, деньги оказались для него важнее, «Взгляд» очень хорошо платил. Звоню Любимову: «Ребята, что вы наделали? Я же завтра в программе „Время“ расскажу, как все было на самом деле». Они отвечают: «Ладно-ладно», и обещают в следующую пятницу в эфир выйти. Но через неделю Любимов мне объявляет - мы, мол, решили повторить летнюю передачу про поездку Шеварднадзе в Африку. Это очень актуально и интересно. Я говорю: «Нет, это не эстрадный концерт, это политическая передача, ее повторять нельзя. Давайте заключать договор, чтобы таких эксцессов больше не было». Они отказались заключать договор, объявили себя жертвами цензуры и стали ездить по стране, выступая за деньги во дворцах культуры. Ну, их право.
Между прочим, после падения ГКЧП именно съемочная группа «Взгляда» во главе с одним из ведущих программы (Кравченко просил не называть имя) сделала самое доброжелательное интервью с уходящим в отставку главой Гостелерадио, которого тогда никто иначе как пособником путчистов не называл. Но Леонид Петрович уверен - это интервью было обусловлено необходимостью: просто телеведущий работал на КГБ и боялся, что Кравченко об этом кому-нибудь расскажет.
– Все боялись. У нас же у каждого второго политобозревателя, и это не преувеличение - у каждого второго, - была корочка. Но я никого сдавать не стал.
X.
Не стал он сдавать и другую телеведущую, муж которой заведовал корпунктом где-то в Африке и звал жену к себе работать корреспондентом, а она не хотела ехать к нему, потому что у нее был роман с партнером по той передаче, которую она вела. Кравченко вызвал женщину к себе и сказал - либо вы едете в Африку, либо мы отзываем вашего мужа. Она сказала, что не поедет, и мужа отозвали, а любовника Леонид Петрович («чтобы в семье разбоя не было») отправил собкором куда-то в Европу.
– Его я спас, а ее нет, и смешно было - выходит газета «Неделя» с ее портретом на первой полосе, а я-то знаю, что ей вчера муж лицо разбил, ну, думаю - хоть в газете красиво выглядит.
XI.
В августе 1991 года Леонида Кравченко в главном останкинском кабинете сменил Егор Яковлев. Кравченко какое-то время просидел без работы, потом, когда Руслан Хасбулатов решил отобрать «Известия» у Игоря Голембиовского (Верховный Совет России в имущественных делах считался наследником
Дай Бог ему здоровья. Что-то подсказывает мне, что опыт замены «А ну-ка девушек» политическим прямым эфиром еще будет востребован - тут-то Кравченко опять и пригодится.
Этюд на погружение
Подставные герои ток-шоу
Аркадий Лимарев, продюсер, режиссер, актер
Я могу вам рассказать самый яркий эпизод из моей биографии подставного лица. Я должен был прийти и сыграть редактора желтой газеты, которого страшно достала его жена и который к финалу передачи выходит на авансцену и покрывает всех присутствующих - аудиторию, ведущего, зрителей - трехэтажным матом. Развитие сюжета состояло в том, что мой герой постепенно доходит до белого каления и, в конце концов, взрывается. Я был на тот момент молодым, никому не известным театральным режиссером и мог спокойно себе позволить засветиться подобным образом. Мое выступление произвело фурор. Кто-то из публики незапланированно полез меня бить, вмешалась охрана… Ведущий программы, известный артист, позже признавался мне, что «впервые не заснул на съемках». В редакционном баре меня встретили аплодисментами, а бармен налил мне виски за счет заведения…
Я оказался там не просто так - по просьбе хорошей знакомой, которая была на этой программе редактором. В свое время, когда проект только запускался, мы с ней вместе работали над первыми выпусками. Так всегда бывает - тот, кто программу создает, потом уходит, когда начинается рутина. Я помню, как мы увлеченно придумывали первые сюжеты, с каким увлечением говорили о «новой документальности», о реальном телевидении, которое (якобы) показывает людей такими, какие они есть. Я как раз и занимался так называемыми подсъемками. Например, как приходит девушка на собеседование, а будущий босс ее сходу имеет. Или муж-клептоман крадет деньги из тайника, который сделала жена. А мы это все видим как бы через замочную скважину. А потом этот материал иллюстрировал сюжет с гостями в студии. Мы нарочно придумывали истории, в которых реальность была гипертрофирована - нам казалось, что мы открыли новое художественное средство. Помню восторг ведущего, когда я на одном из мозговых штурмов предложил посадить в мешок двух котят, засунуть туда скрытую камеру, опустить это все в пруд и пронаблюдать, что животные будут делать. Скажете, жестоко? Но ведь вы, дорогие зрители, котят иногда топите, не правда ли? Так почувствуйте же на собственной шкуре, «как это делается». Естественно, до такого мы не дошли. Я пошутил, ведущий оценил.
Хотя всякое, конечно, у нас бывало. Я придумал сюжет про человека-бутерброда, сошедшего с ума от любви к девушке, работающей на улице в костюме-сосиске - он якобы сделал себе похожий костюм и стал ходить в нем на работу. Мы вместе придумали историю про человека, лицо которого все поросло странной растительностью. Сделали актеру грим, позвали известного стилиста, который за несколько минут должен был превратить его в нормального человека. На самом деле, конечно, стилисту надо было только за кадром снять с героя макияж.
Мы никогда не работали с реальными историями - и, поверьте, никто из наших… э-э-э-э… коллег с ними не работает. Они незрелищны, нехудожественны, обыденны. Или наоборот - слишком зрелищны. Я могу рассказать историю еще одной программы, которую наша компания делала для одного из телеканалов. Представьте: на кону - ну, скажем, миллион. В студии - три человека, попавшие в отчаянную жизненную ситуацию, и зрители с помощью пультов для голосования определяют, кому этот миллион достанется. И одна редакторша, моя знакомая, вдруг сказала старушке, у которой серьезно болел внук, и она просила деньги на его лечение: «Ну, вы поактивнее на жалость-то бейте, активнее, а то, глядишь, и деньги не вам достанутся, вам что, внука не жалко?»