Русские банды Нью-Йорка
Шрифт:
— Ты зря ехидничаешь, — сказал один из всадников. — Индеец может увести лошадь даже днем, и ты ничего не заметишь. А про ночь я и не говорю. Может, сейчас вокруг нас уже залегли команчи.
— Я бы их носом учуял. Томми, поставил лошадей?
— В уголок, всех рядом.
— Это хорошо. Пегую не видел?
— Там она. Я ее враз узнал. Шея белая, круп бурый. Седло мексиканское, чепрак под седлом меховой.
— Я так и знал! — Длинноносый сел на корточки у костра и, плюнув в костер, спросил
— Да ну. А где он сам?
— Мы попросили его держаться подальше. Очень хорошо попросили. Так что больше вы его не увидите.
Всадники расселись вокруг огня. Кирилл, прячась за колесом, разглядывал своих врагов.
— Я еле-еле дотерпел, когда их компания подъезжала к колодцу, — качая головой, говорил один. — Руки так и чесались, чтоб разрядить в этого щеголя весь магазин.
— У Фрэнка из спины вылетел здоровый кусок мяса, — вторил ему другой. — Я сам видел, как он прилип к ограде колодца…
— Жалко, что остальные успели залечь за оградой.
— Да, ограда их спасла. Было бы нас тогда побольше, мы б их не выпустили.
— Ничего-ничего. Неплохо мы их проучили. Будут знать.
Длинноносый отошел от костра и направился к лошадям. Походив среди них, он вернулся и сказал:
— Да, пегая та самая. И вороная на месте. Кто на них приехал?
«Чего он хочет? — думал Кирилл. — Навалиться на нас, пока мы спим? Тогда к чему все эти разговоры? Он уже узнал лошадей, что еще ему нужно? Сейчас землекопы покажут ему, где мы легли, и все. Надо бы разбудить Брикса…»
Но он не стал будить приятеля. Почему-то ему казалось, что длинноносый Мендоса вовсе не стремится затевать свару.
— Кто на них приехал?
— Не наши. Двое парней с нами ночуют, — сказал дозорный.
— Что за парни? — спросил длинноносый. — Один постарше, второй совсем мальчишка?
— Точно. Ты их знаешь?
— Не ваши, значит… — Мендоса оглядел своих стрелков и сказал: — Ну, пусть двое. Двое так двое. Как же вы их пустили к себе, и даже не спросили, кто они такие?
— А зачем спрашивать? — прозвучал снисходительный голос того из дозорных, кого называли Васкесом. — Я и так вижу, что они не индейцы, не торговцы и не городские бездельники.
— Да, — язвительно протянул длинноносый, — в этой гостинице вход свободный.
— Конечно, — сказал Васкес. — Даже тебе, Мендоса, найдется место. Устраивайся со своими вон в том фургоне, там никого нет.
— Куда они едут?
— А мне-то какое дело?
— Предупреди их, чтоб не портили изгородь. За покушение на собственность у нас могут и повесить сгоряча. Есть дорога, пускай пользуются. Пока.
— Предупрежу, — сказал Васкес.
«Да он просто струсил! — догадался Кирилл. — И не может сказать, что у него на нас зуб! Наверно, боится, что его на смех поднимут, если он расскажет, как мы его обезоружили!»
— Пускай пользуются нашей дорогой, пускай. Все равно мимо колодца не проедут. — Мендоса саркастически усмехнулся и снова разлегся у костра. — А ты что, так и будешь всю ночь караулить?
— Говорят, банда Джеронимо объявилась.
— Да разве он еще живой? — спросил один из ковбоев. — Я слышал еще в полку, что его давно поймали и расстреляли.
— Точно, — сказал длинноносый. — И голову его отрезанную я в газете видел. Сам видел.
— Путаешь ты, — сказал Васкес. — Это Мангаса поймали. Мангас Колорадас. Тот все время с мексиканцами воевал, а с белыми жил в мире. Но только до тех пор, пока на его землях золото не нашли. Понаехали старатели. Сам знаешь, какая там жизнь пошла.
— Ты что-то имеешь против старателей? — спросил кто-то. — Я по молодости и сам золотишко мыл. Подходящая работа для мужчины. Не то, что за коровами ходить. Так что ты имеешь против старателей?
— Мне все равно, — сказал Васкес. — Но индейцам не все равно. Им, наверно, не нравилось, что в их деревню приходят пьяные мужики и начинают за девками гоняться.
— Что-то я не понимаю, Мендоса, — протянул ковбой. — Какие-то разговоры тут у вас идут непонятные. Эти твои пастухи, наверно, больше любят индейцев, чем белых людей.
— Остынь, Браун, — сказал ему длинноносый. — Ты не у себя в Мериленде. Здесь свободная земля, и люди говорят, что хотят. А если тебе не нравятся разговоры, можешь ночевать в другом месте. Давай, Васкес, рассказывай дальше. Что там приключилось с этими старателями?
— Приключилось то, что они сами на себя накликали, — спокойно продолжал Васкес. — Апачи долго терпели. И Мангас долго пытался все уладить миром. Ему какое-то время удавалось удерживать своих молодых воинов от стычек с белыми.
Потом он отправился к старателям, начал их уговаривать, чтоб они перебрались подальше. Они с ним поговорили по-своему. Всей толпой его отмутузили. Бросили подыхать в сточную канаву. Он отлежался в канаве, пришел домой, помылся, накрасился и снова вернулся к старателям. Но уже не один. Не знаю, сколько он там поубивал, но старателей с тех пор там не было. Зато пришла кавалерия.
— Мангаса поймали, только не солдаты, а сами старатели, — сказал ковбой в сером кепи. — Давно уже. Подстроили ему ловушку, заманили и скрутили. Сначала хотели убить, потом сообразили, что на этом деле можно заработать. За Мангаса ведь обещали вознаграждение. Сдали властям. Даже судить его, кажется, собирались. Только он до суда не дотянул. Держали его в крепости, там он и погиб. При попытке к бегству.