Русские на Ривьере
Шрифт:
И все было так, как он сказал. Всего за сто долларов мы сняли лучшее бунгало в раю по имени «Марбелья-клаб», и дальше началась просто сказка. Как раз к тому моменту, когда мы загорели до черноты и осмотрелись вокруг, начались знаменитые испанские карнавалы. И в течение двух недель мы каждый вечер уезжали из нашего отеля и проводили целую ночь то в Малаге, то в Кадисе, то в Севилье, то в Гранаде, то в Ронде, то в Михасе – прекрасных испанских городах, больших и маленьких, где проходили эти невиданные, невероятные ночные карнавалы, описать которые сейчас просто невозможно, им нужно посвятить целый роман. А днем мы просыпались в этом райском саду и в перерывах между карнавалами разъезжали по другим маленьким городкам, посещая ресторанчики и прочие испанские развлечения. В хорошую погоду мы брали лодку
Одним словом, это было совершенно сказочное путешествие, достойное Катиной красоты. А день ее 18-летия мы провели так. Утром поехали в Малагу, где в огромном универмаге Катя выбрала себе подарки – какие-то платья, украшения. Я сказал: выбирай все, что угодно. И меня тронуло то, что она выбрала себе вещи красивые, но не безумно дорогие. Что говорит не о моей скупости, а о деликатности наших отношений. Кроме того, именно в этот день и я, и она впервые попали на бой быков. Мы уехали в потрясающий город Ронду, где я впервые увидел это зрелище, описанное лучшими писателями мира. При воспоминании об этом жутком, страшном и прекрасном спектакле, с настоящей кровью и настоящей смертью, я до сих пор испытываю дрожь. А вечером мы пошли в самый лучший марокканский ресторан, который находился неподалеку от нашей гостиницы.
Не нужно объяснять, что в новом платье Катя была первой красавицей среди тех красавиц, которые там присутствовали. А это, надо сказать, шикарный испанский курорт, и туда приезжают очень богатые люди с не самыми, как ты понимаешь, уродливыми женщинами. Особенно приятным был следующий эпизод. Заказывая официанту ужин, я попросил принести нам свечи. Он поставил нам одну. Я попросил восемнадцать. «Зачем?» – спросил официант. Я сказал, что сегодня этой девушке исполняется 18 лет. Даже ты, писатель, не можешь себе вообразить, что произошло дальше! Официант буквально испарился, и через минуту оркестр, прервав свою музыкальную программу, вдруг сделал паузу, его руководитель разразился спичем в честь Кати, а потом музыканты сыграли специальный испанский туш. При этом все посетители ресторана – а это были дамы в красивых платьях и мужчины в смокингах, было видно, что это не последние люди мира, – встали и с бокалами шампанского подошли к этой русской девочке, поздравили ее с днем рождения. У нее на глазах выступили слезы и начали капать, и чем больше капали эти слезы, тем больше шампанского лилось в ее честь. После чего весь вечер был посвящен только ей, в ее честь пели на разных языках, в ее честь исполняли всевозможные песни и танцы, она начала получать со всех столов подарки – дорогое шампанское, цветы, сувениры, а какая-то дама даже подарила ей брошь. Это было невероятно! Катя сидела, не веря своему счастью, и на каждый презент, на каждое поздравление говорила только одно:
– Ну не надо… Ну не надо…
Да, старик, это было потрясающе. А потом, проведя эти сказочные три недели в Испании, мы через Мадрид, Сарагосу и Барселону поехали обратно во Францию. И тут испанская природа сделала нам еще один сюрприз: когда мы пересекали Пиренеи, начался невероятный снегопад, который бывает тут только раз в сто лет. Это было зрелище необыкновенной красоты. Над Пиренеями, над этими легендарными древними вершинами и ущельями, падал какой-то фантастически крупный снег. Он то шел, то прекращался. То все небо чернело от бури, то все вдруг освещалось ослепительным, безумно ярким солнцем, и вершины гор, которые обычно серые и лысые, вдруг от этого небывалого снегопада становились гордыми заснеженными пиками, сияющими, как ледники в Гималаях.
В общем, когда мы въехали во Францию и через Кольюр, Парпиньон и Авиньон вернулись в Париж, то даже эти сказочные городки моей возлюбленной Франции померкли перед красотой, подаренной нам Испанией.
В Париже я стал заниматься своими делами, которые забросил ради путешествия в Марбелью, и предоставил Кате возможность одной гулять по улицам. Но в один прекрасный день я вдруг застал ее опять плачущей. Сначала я объяснил это шоком от встречи с Парижем, который испытывают все женщины мира, вне зависимости
– Я должна немедленно уехать, потому что Вячеслав Михайлович, – а он для нее «Вячеслав Михайлович, бог и гений, хозяин ее жизни», – он меня выгонит.
Я говорю:
– Подожди! Он же подписал тебе отпуск!
– Это не важно. Раз он говорит, что я должна быть второго, то я должна быть. Иначе мне конец.
– А зачем ждать, когда он выгонит? Ты сама уйди.
Она сказала:
– Нет. Если я уйду, он меня сгноит, он меня уничтожит. Мне не жить и не работать в этом бизнесе, потому что в нашем мире он законодатель не только моды, но судьбы и жизни.
Тут я начинаю думать, что бы такое сделать, чтобы эту замечательную девушку оставить в Париже, из которого она так рвется. Потому что Испанию я ей уже показал, а Парижа она еще, честно говоря, не видела. Те несколько самостоятельных прогулок по городу, которые она совершила, это, конечно, Париж для туристов, а не тот настоящий Париж, который я ей могу показать. Нужно было придумать что-то неординарное, чтобы Зайцев потом ее не угробил. И тогда мне в голову приходит одна идея, которая любому нормальному человеку может показаться бредом сумасшедшего. Да и мне она поначалу показалась абсурдной, но потом я подумал: что-то в этом есть. А потом размял ее и увидел в этой идее единственный выход из нашей ситуации. Потому что без Кати мне было бы очень грустно в Париже. А идея родилась случайно, родилась потому, что накануне мне позвонил мой парижский приятель Вадим Нечаев, президент Ассоциации русских художников и писателей города Парижа, и сказал:
– Привет, Саша! Приглашаю тебя в «Куполь» на выставку русских художников.
А «Куполь» – это знаменитейший ресторан на Монпарнасе, в котором провели значительную часть своей жизни такие не последние люди, как Сальвадор Дали, Пабло Пикассо, Хаим Сутин, Марк Шагал и другие не менее известные личности. В этом ресторане выставлялись их картины, так что просто зайти в этот ресторан – уже событие, а выставиться в нем, вывесить там свои работы – событие, о котором художники мечтают годами и в большинстве своем умирают без этой чести. Вадик сказал мне, что он пробивал эту выставку десять лет и наконец ему это удалось, да и то лишь потому, что он подружился с какой-то монпарнасской школой французских художников и эти французы пригласили русских художников принять участие в их выставке. И вот, вспомнив об этом, я звоню своему другу Нечаеву и спрашиваю:
– Вадик, помнишь ли ты, что я оказал тебе одну серьезную услугу?
– Еще бы! – говорит Нечаев. – Конечно, помню.
– А помнишь, что ты мне сказал после этого?
– Помню, – он отвечает. – Я сказал, что я твой должник по гроб жизни.
Я говорю:
– Так вот, Вадик, наступило время платить должок.
– В каком смысле?
Я говорю:
– Сколько там русских художников должно быть? На вашей выставке в «Куполе»…
Он говорит:
– Десять.
– А будет одиннадцать.
– Ты что, с ума сошел? – закричал Нечаев. – Да у нас каталог отпечатан! Мы завтра уже картины развешиваем! Там места нет!
Я говорю:
– Вадик, когда ты просил тебя выручить, я же не кричал, что это невозможно и «ты с ума сошел»! А без всяких вопросов сделал то, что и должен был сделать, как друг. А что касается каталога, то мы и без каталога обойдемся.
Объяснив мне, что я выкручиваю ему руки и что я мерзавец, который при любом случае использует своих друзей, он наконец спросил: