Русские провидцы и предсказатели
Шрифт:
Его не стало 25 сентября 1392 года. «После кончины чудеса произошли: и расслабленных членов укрепление, и от лукавого духа людям освобождение, и слепых прозрение, горбатых выпрямление, как только они к раке приближались».
У великих князей и царей появился обычай ежегодно ездить в Троице-Сергиеву обитель на праздник Пятидесятницы. Да и перед каждым важным делом или принятием решений, судьбоносных для России, они зачастую отправлялись в обитель пешком, просить содействия и заступничества преподобного Сергия.
Не хотел Сергий Радонежский славы, бежал от нее, но она сама его нашла. Его нравственный духовный подвиг, терпение,
Из всех святых, явившихся московской земле, преподобный Сергий, пожалуй, самый почитаемый. Духовным подвигом приобрел он народное уважение всей Руси как покровитель, заступник и хранитель государства и Церкви.
Память преподобного Сергия Радонежского, чудотворца, празднуется 25 сентября и 5 июля – в день обретения святых мощей.
Провидец сердец и мыслей
Он людям в сердца смотрел…
Василий Блаженный 1468 (69?), с. Елохово, Москва – 02.08.1556, Москва
На Красной площади, на юру, возле кладбища, за церковью Святой Троицы на Рву, от назойливых глаз подалее, били мужики голого юродивого, закутанного в цепи. Били, как на Руси водится, старательно: «с чувством, с толком, с расстановкой». Юродивый волчком по земле крутился, ворочался в цепях, как паук в паутине, кряхтел, бока локтями прикрывал, живот коленями, а мохнатое лицо в ладони прятал – сразу видать – опытен, не раз уму-разуму тумаками учен.
Били его мужики долго, пока не устали от этой трудной работы.
– Ладно, будя с него, – махнул рукой самый старательный, пнув напоследок лежащего, и скривился: – Надо было сапоги обуть, в лаптях все ноги об железа обил.
– Будя, так будя, – согласился рыжий, прибежавший «на подмогу». – А за что мы его?
– Калачи у торговца Прова разбрасывал, – охотно пояснил «старательный».
– Я так и думал, что за дело, – удовлетворенно кивнул рыжий.
Мужики дружно натянули на головы шапки, аккуратно заложенные за кушаки, перекрестились на храм: «прости Господи», собрались расходиться. Юродивый стрельнул смышленым хитрым глазом из-под растопыренных пальцев, покряхтел и стал вставать. Осмотрел сам себя – вроде цел. Встал на колени, спиной к храму, и, широким взмахом осеняя себя крестным знамением, начал истово бить поклоны в сторону Москва-реки.
– Гляди-ка, что выделывает! – воскликнул один из его «учителей», оглянувшись, и закричал юродивому: – Ты что же это творишь-безобразишь?! Где такое видано, к храму задом обернуться, на воду креститься?!
– На воду креститься не грех, мы все водой крещены, не могу же я на собственную могилку креститься? – отозвался юродивый.
– Тьфу на тебя! – возмутился рыжий, крестясь на купола. – Где ты здесь могилку увидел?
– Я всегда надолго вперед вижу, – захихикал юродивый. – То, что я сегодня вижу, еще нескоро случится.
– Темно говорит, непонятно. Обидное, наверное? Побить, что ли, еще малость? – прищурился мужик.
– Да ладно, пойдем, оставь его – юродивые всегда темно говорят. Пойдем, Пров за услугу калачей даст.
Они пошли к торговым рядам, теснившимся по всей площади. Торговец Пров и вправду щедро насыпал мужикам калачей в шапки. Это у него юродивый Василий Блаженный стал переворачивать лотки с калачами, если бы мужики его не отогнали, весь товар в пыли бы вывозил. Сам торговец с ним связываться побоялся – здоров этот самый Василий, здоров и видом лют и страшен – зимой-летом голый ходит, волосы до пояса колтунами свалялись, бородища дикая, нечесаная, ногти на руках и ногах скрутились, длинные, кажется, уже внутрь врастают. Боязно с таким связываться, вот потому торговец Пров благодарил заступившихся за него мужиков, калачами угощал.
Только вышло это щедрое угощение мужикам боком, пришли они в торговые ряды к лоткам Прова через три дня, давай его крыть по всякому. Оказалось, наелись мужики дармовых калачей на радостях, а к вечеру колики прихватили, три дня животами мучались, в нужное место добежать не успевали, на корточках жили, так все эти дни во дворе и проторчали, среди лопухов.
Пригрозили мужики Прову, тот испугался и покаялся, что калачи из гнилой муки пек, выбросить жаль было. Мужики, животами ослабленные, бить его не стали, получив каждый по пятаку на утеху, побрели в медовый ряд да по дороге юродивого увидали. Подошли к нему, стали прощения просить, он же дурной товар разбрасывал. Хотели дать копеечку, да он отказался:
– Я бы, может, и взял, да складывать некуда, – хихикнул юродивый, похлопав себя по голым ляжкам, – карманов у меня нет, а кошель носить тяжело. Вы лучше хлебушка купите, я братьев покормлю.
Купили мужики каравай, юродивый только краюху от него отломил, каравай мужикам вернул. И пошел к храму. Мужикам интересно стало, что за братья у юродивого, пошли следом. А Василий сел перед храмом, стал крошить краюху да птицам крошки разбрасывать.
Мужики хотели узнать у юродивого, кто он и откуда, но он понес привычную околесицу: ветром надуло, водой принесло, а куда и откуда – так это только Самому Господу ведомо.
Попробовали мужики расспросить у нищих на паперти, те только плечами пожимали: кто же его ведает? Вроде бы как он всегда здесь, вроде как всегда посреди Красной площади голышом сидел.
Только ошибались они, не всегда Василий Блаженный был юродивым и сидел голышом в центре Москвы.
Родился Василий, будущий юродивый, в 1468-м, по другим сведениям в 1469 году, в крестьянской семье, в селе Елохово, сейчас там Елоховский кафедральный собор и станция метро «Бауманская». А тогда это была окраина, сама Москва, как к мамке, к Кремлю, к стенам каменным жалась. И то сказать, времена крутые были: татары, свои князья вечно что-то делят, да и лихие люди по дорогам злым промыслом балуют.
По преданию, родился Василий на паперти храма Владимирской иконы Божией Матери. Родители отдали его в ученики к сапожнику, подмастерьем. Парнишка был старательный, но только все о чем-то своем думал, молился часто.
Как-то пришел к сапожнику купец богатый, здоровый, как бочка, лицо лоснится, щеки румяные, сам себе радуется. Стал купец сапожнику сапоги заказывать:
– Мне, – говорит, – такие, чтоб сносу не было! Чтоб не единый год в них хаживать!
– Через три дня тебе поздновато будет сапоги носить, – сказал вдруг подмастерье.