Русские провидцы и предсказатели
Шрифт:
Ну что ж, поживем – увидим. А пока вернемся к жизни Велимира. Итак, пережив тяжелую зиму в Баку, Хлебников оказывается участником так называемого Иранского похода, когда во время инициированной Советской властью Гилянской революции в Иране высадился десант Каспийской флотилии. Этот поход преследовал две цели – возвращение угнанных белогвардейцами в Иран кораблей и попытку импортировать революцию в другие страны.
Велимир по протекции Рудольфа Абиха был зачислен на должность лектора политодела персидской Красной армии. О том, какие «лекции» читал Хлебников, лучше всего рассказывает он сам: «…в последний раз в жизни поверил людям и прочел доклад в ученом обществе при университете
Вскоре Хлебников отправляется в Иран, называвшийся тогда Персией. Вот как он пишет об этом в письме:
«Храбро как лев пишу письмо.
Знамя Председателей Земного Шара всюду следует за мной, развевается сейчас в Персии. 13/IV я получил право выезда, 14/IV на «Курске» при тихой погоде, похожей на улыбку неба, обращенную ко всему человечеству, плыл на юг к синим берегам Персии.
Покрытые снежным серебром вершин горы походили на глаза пророка, спрятанные в бровях облаков. Снежные узоры вершин походили на работу строгой мысли в глубине Божьих глаз, на строгие глаза величавой думы. Синее чудо Персии стояло над морем, висело над бесконечным шелком красно-желтых волн, напоминая об очах судьбы другого мира.
Струящийся золотой юг, как лучшие шелка, раскинутые перед ногами Магомета севера, на севере за кормой «Курска» переходили в сумрачное тускло-синее серебро, где крутилось, зеленея, прозрачное стекло волн ярче травы; и сами себя кусали и извивались в судорогах казненных снежные змеи пены. «Курск» шумно шел на юг, и его белая масляная краска спорит с оперением чайки. Он был словом человеческого разума, повернутым к слуху величавого моря.
Охотники за кабанами стояли на палубе и говорили про дела охоты. Меня выкупали в горячей морской воде, одели в белье и кормили, и ласково величали «братишкой».
Я, старый охотник за предвидением будущего, с гордостью принимаю это звание «братишки» военного судна «Курска» как свое морское крещение. После походившей на Нерчинские рудники зимы в Баку, когда я все-таки добился своего: нашел великий закон времени, под которым подписываюсь всем своим прошлым и будущим, а для этого я перечислил все войны земного шара, в который я верю и заставлю верить других.
День 14/lV был днем Весеннего Праздника, днем Возрождения и отдания чести самому себе (движение самоуважения).
Уезжая из Баку, я занялся изучением Мирза-Баба, персидского пророка, и о нем буду читать здесь для персов и русских: «Мирза-Баб и Иисус».
Энзели встретило меня чудным полднем Италии. Серебряные видения гор голубым призраком стояли выше облаков, вознося свои снежные венцы.
Черные морские вороны с горбатыми шеями черной цепью подымались с моря. Здесь смешались речная и морская струя, и вода зелено-желтого цвета. Закусив дикой кабаниной, собзой и рисом, мы бросились осматривать узкие японские улицы Энзели, бани в зеленых изразцах, мечети, круглые башни прежних столетий в зеленом мху и золотые сморщенные яблоки в голубой листве.
Осень золотыми каплями выступила на коже этих золотых солнышек Персии, для которых зеленое дерево служит небом.
Это многоокое золотыми солнцами небо садов подымается над каменной стеной каждого сада, а рядом бродят чадры с черными глубокими глазами.
Я бросился к морю слушать его священный говор, я пел, смущая персов, и после 11/2 часа боролся и барахтался с водяными братьями, пока звон зубов не напомнил, что пора одеваться и надеть оболочку человека – эту темницу, где человек заперт от солнца и ветра и моря».
В Персии он продает на базаре сюртук, сапоги и шапку и щеголяет в рубахе и штанах, сшитых из мешковины. Пожалуй, никогда до этого и после он не чувствовал себя настолько своим среди бесшабашной полосатой толпы. Если в России его странный вид вызывал подозрительность, то у персов он вызывал уважение. За длинные волосы, одухотворенное лицо и рубище персы прозвали его «урус дервиш», то есть русский странствующий монах, юродивый, так же они называли его «гуль-мулла», священник цветов.
В Иране он отъедается фруктами, с жадностью и интересом вникает в быт персов, заглатывает историю и философию загадочной страны. При этом ему интересны все стороны жизни персов. Однажды, накурившись гашиша, он впал в транс, а в это время загорелся духан, на терраске которого Велимир заснул. Все стали разбегаться, Хлебников же не просыпался, как ни толкал его художник Доброковский, с которым они и посетили этот духанчик. Пришлось художнику заворачивать Велимира в ковер и выкатывать по ступенькам.
Но не все происшествия в объятом гражданской войной Иране были столь забавны. Хлебников прошел весь поход на Тегеран со штабом предводителя «Иранской Красной Армии» Эсханулла-ханом. Поход из-за предательства завершился тяжелым поражением. Во время нападения изменников на охрану штаба, вместе с которой жили и Хлебников с Доброковским, им едва удалось спастись. Вместе с остатками охраны они двинулись пустыней к берегу Каспийского моря, надеясь успеть на покидавшие Иран корабли Каспийской флотилии.
Неожиданно Велимир пошел куда-то в сторону, вглубь песков. И хотя его предупреждали, что вокруг разъезды мятежных нукеров, которые уже загнали в горы Эсханулла-хана и отрезали ему голову, что в песках он заблудится и умрет от жажды, Хлебников упрямо шел в пески. Как рассказывали очевидцы, он говорил, что «в ту сторону полетела интересная ворона, с белым крылом».
Так и ушел Велимир по следу птицы. Отряд вышел на берег Каспийского моря через день. На волнах качались плоскодонные лодки – киржимы, подошел захваченный отступающими пароход «Опыт», уцелевшие красноармейцы погрузились на него. И когда подобрали причальные мостки, в песчаных барханах показалась высокая фигура Хлебникова. Как он сумел выжить в страшной жаре без воды и полуодетый, осталось загадкой даже для местных жителей.
Вернувшись в Россию, Хлебников продолжает скитаться. Рукописи он возит то в мешке, то в корзине, оставляет то у одних, то у других. Однажды деревенские подростки растащили корзину его рукописей «на цигарки». О том, как получал от Хлебникова рукописи для публикации в 1922 году, пишет редактор Решетов: «.Я зашел за материалом для второго номера «Маковца». Хлебников выволок из-под кровати картофельный мешок, набитый рукописями, и тихо предложил выбрать. Мешок был набит листками, исписанными почерком Хлебникова». Существует красивая то ли легенда, то ли быль о том, как во время бесконечных скитаний зимой поезд, с едущим куда-то Велимиром, застрял на глухом полустанке, дров не было, никак не могли развести костер, и плакала маленькая девочка, замерзая на руках матери. Велимир подошел и молча вытряхнул на растопку собственные рукописи из заменявшей чемодан наволочки. Было ли так на самом деле, не знаю, но это очень в духе Велимира – согреть человека ценой собственных строчек.