Русский браконьер
Шрифт:
На другой день, в предчувствии волшебства повторения, я уже чуть свет сидел на заветном местечке, ожидая карасиной поклевки. Черта с два! За всю зорю три хлипких окунька да плотвица. Карась же показал кукиш. Не всегда коту масленица!
ПО РЕКЕ НА МОТОРКЕ
Если будет вода,
и в ней ни одной рыбки –
я не поверю воде.
М. П. Пришвин
Полдень лета так и пышет теплом. Сочные рослые травы набрали силу и стоят густой стеной. Ярко-зеленый цвет деревьев, необъятные,
– А говорят, что бедно живем! – кричит, заглушая шум мотора, Вадик. Цель нашей поездки «Радчина», место впадения Усманки в Воронеж, чьи воды уже более четверти века питают Воронежское водохранилише. Лодка, нарезая виражи на поворотах, вихрем несется по зеркальной глади. Воздух чист и свеж, дышишь – не надышишься.
– Не нужны ни Канары, ни Венеция, – восторгается Саша, – лучше нет наших мест, райские уголки.
Из-под носа лодки, с шумом перебирая лапками, убегают птенцы чомги-поганки, дикие утята, нырки и прочие водоплавающие птицы. В воздухе трещат стрекозы, гудят пчелы, шмели, столбом вьется комар и мошкара. «К теплу», – думаю я. Густой камыш окружает нас. Проносимся мимо Белой горы. К ветвям деревьев привязаны веревки, и пацаны, ухватившись за них, как на качелях раскачиваются и с высоты прыгают в чистую гладь реки. Красота, дух захватывает. Поражаешься буквально всему, как будто впервые видишь это. Оводы, слепни умудряются на бешенной скорости догнать нас и пребольно укусить в самые уязвимые места. Две цапли стоят на бакенах, словно часовые, и не обращают никакого внимания на проносящиеся мимо них моторки. Привыкли. А сидящие в лодках рыбаки шлепают поплавками, отгоняя выводки утят, кормящихся плавающими по воде кусочками хлеба. Жизнь на реке бурлит, меняется ежеминутно. Девственные, заповедные места – что еще надо для дичи?
Проскакиваем Окружную дорогу, и уже видна, вся в лесах, колокольня старой Чертовицкой церкви. На горе высятся красивые высокие дома из красного кирпича. Вот и Баркова гора. Причаливаем к старым понтонам базы отдыха «Орбита». Еле вскарабкавшись по крутому обрыву, на котором, крепко вцепившись корнями за землю, стоит весь раскоряченный, взлохмаченный и обдуваемый северными ветрами дуб-великан. Сколько ему лет, никто не знает. Но не одна сотня, это уж точно. Мамаев дуб.
Вид с высоты такой, что дух захватывает, дали необозримые. Невольно представляешь далекую старину, ржание диких жеребцов, бряцанье сабель и скрежет пик, карканье воронов. Где все это? Ушло в прошлое. Спускаемся вниз, где Вадик уже накрыл нехитрый, походный стол. Ржаной хлеб, помидоры, картошка, зеленый лучок, жареная рыба, вареные яйца и чуток спиртного. Выпили по чарке, закусили и снова в путь. Сильное встречное течение, вьющиеся, как лианы, донные травы мешают быстрому ходу лодки. Вадим, чертыхаясь, то и дело поднимает мотор, сбрасывает намотанную на крыльчатку траву. Мимо проносятся сборные домики, палатки. Люди отдыхают на реке в выходные дни. Река петляет то вправо, то влево, видны заросшие вдалеке лилиями, кувшинками, рогозом широкие затоны и плесы. Проскочили «Пески» – чудное рыбацкое место.
На очередном повороте, у крутой песчаной горы, где винтами-воронками переливаются прозрачные струи, жахнула хвостом метровая щука. Спасаясь от ее преследования, брызнула врассыпную серебристая мелочь юркой селявки-малявки.
– Видал, – восторженно кричит Вадик. И снова первозданная тишина повисает над рекой. Красота-то какая! Простор реки поражает нас. На лугах косят траву. Ее в этом году море колыханное, коси – не перекосишь. Птиц мало и не слышно, пора гнездовий, вывода птенцов, кормления. Все в заботах и в работе, прожорливость птенцов известна каждому. Нарядная, пестрая, переливающаяся радужными луговыми
– Глянь, сколько ягод! – выводит меня из раздумий крик Вадика. В густой траве, чисто случайно, мы напали на такую обширную поляну крупной земляники, что пожалели, что не взяли с собой ведерка. Какая прелесть эти лесные ягоды, творенье Солнца, Земли и Воды! Вкусные, пахучие, ароматные, так и тают во рту. Росли они кустами рядком, и нам не составляло большого труда их находить. Раздвинешь полоску травы, и вот они, красные горошины, сами просятся – сорвите нас.
Вдоволь наевшись и измазав лица и руки, ныряем в реку. Речная вода – это не прудовая вода и тем более не вода из-под крана. Это – живая, чистая родниковая вода. Какая благодать – купание в речной воде!
Плаваем, ныряем, балуемся, вылезать неохота, ведь нечасто городскому человеку представляется такое счастье. Немного позагорав и обсохнув, летим дальше. И вот наконец «Радчина» – поселок на воде, «Воронежская Венеция». Река здесь раздваивается. Слева – большой «Радчинский затон», справа – Рамонь. Дальше плыть на моторке опасно. Топляки, пни старых деревьев торчат под водой.
Подплываем к месту впадения чистой, сказочной речки Усманки в Воронеж, здесь она. ввинчиваясь против течения, кончается, давая новые силы Воронежу. Постояв немного на берегу, садимся в лодку и катим вниз, назад. Солнце клонится к верхушкам деревьев.
Денек пролетел, как миг, – смеется Саша. Но сколько интересного увидели и запомнили мы в этот прекрасный июньский день.
ОКУНЕВАЯ ЛИХОРАДКА
«Июнь, хоть плюнь» – так говорят про него рыбаки. Но и в безрыбном месяце находишь щель, отдушину, лазейку. Стояла невыносимая для наших мест жара. Ни ветерка, ни облачка, вот уже несколько недель. Единственное спасение в такие знойные, палящие дни – рыбалка. Но и вялая рыбка, если и клевала, то только ночью или рано утром. Днем же уходила на глубину, либо в спасительную прохладу камышей. Штиль и духота. На неподвижных лодках дремлют рыбаки, видно далеко-далеко, за километры. Мертвая тишина. Поплавки, как в бочке с водой, стоят за кормой, не шелохнувшись.
Изнывая от жары и обливаясь потом, нехотя поднимаю голову и вижу, как в сотне метров от меня стая чаек гоняет малька, то падая вниз, то снова взмывая вверх. Заметил я и всплески окуня. Зову с собой сидящего неподалеку Сережку. Снимаемся и тихо крадемся. Видимо окунь поднял малька со дна наверх, окружил, затягивая петлю и чмакает, пожирает сверкающую серебром селявку-малявку. Ни червя, ни блесенки у меня не было. Вот беда-то. Что предпринять, что делать, и сам не знаю.
Подплыв поближе, мы увидели характерные всплески и гон полосатого хищника. Эх, была ни была. Заякорившись на один груз, сдвинул грузило повыше на полметра, поплав и вовсе снял, насадил на крючок перловку и пульнул в самую кучу окуня. Не спеша веду и вдруг – «цап!» – резкий удар. Подсекаю и с трудом выдираю из зарослей рдеста окуня, да такого, что еле обхватываю его пальцами. Темно-зеленый великан, широко раскрыв рот, грозно и хищно смотрит на меня. Задира, вояка, боевой петух – такие сравнения неволь-
но напрашиваются, когда смотришь на алого, колючего рыцаря. И пошла азартная рыбалка. Только успевай забрасывать. Клев не стихал ни на минутку. Насадив перловку, а то и две, я не маскировал жало крючка, окунь же жадно хватал ее, принимая за рыбку.
Нас бьет «окуневая лихорадка», руки подрагивают, время не подвластно сознанию, перекликаемся жестами, словно немые. Все как в сказочном сне. Если малек уходил, за ним двигались и мы, работая веслами во все лопатки. Жор то слабел, то нарастал. Оводы, слепни, хищные и кровожадные, пепельно-горчичного цвета, неслышно падают на нас и пребольно кусают в самый неподходящий момент. Терпи, рыбачок. От их пробойных укусов остаются ранки, которые опухают и чешутся. Пот заливает глаза.