Русский бунт - 2030
Шрифт:
— Профи не тренируются, Ник, — рассмеялся Гарри, — это удел любителей, а мы просто поддерживаем себя в форме.
Никита рассмеялся в ответ и, вдруг, спросил:
— Как ты думаешь, Рукав Ориона является перемычкой между Рукавами Стрельца и Персея? Где вообще нам могут повстречаться представители других цивилизаций?
Профессор Нивен задумался. Его и самого интересовал этот вопрос. Хотя астрономы создали уже не одну тысячу компьютерных моделей галактики, никто из них не мог со стопроцентной уверенностью сказать, что же на самом деле представляет из себя так называемый локальный спиральный Рукав Ориона. Одни астрономы считали, что он отходит от куда большего Рукава Персея и простирается в его хвост к Рукаву Стрельца. Другие высказывали прямо противоположную точку
— Увы, Ник, но этого никто не знает. Для того, чтобы получить более или менее точную карту галактики, надо чтобы один звездолёт улетел от неё на расстояние в тридцать тысяч световых лет вверх, а второй на такое же расстояние вниз, да к тому же оба должны будут добраться до центра галактики, но и тогда очень многие области будут для нас закрыты пылевыми облаками и прочими туманностями. С куда больше степенью уверенности я могу сказать тебе только одно, но это ты и сам знаешь — Солнце находится на самом краю Рукава Ориона ближе к Рукаву Стрельца. А где находятся планеты других разумных существ, я даже не хочу и гадать. Это просто бессмысленно. Ты боишься, их, Ник? Лично я, когда начинаю думать об этом, чувствую себя, как нашкодивший щенок. Что бы там не говорили всякие уфологи, нашу планету ещё ни разу не посещал даже в древности.
— Не думаю, — возразил Никита, — как раз в очень глубокой древности нас всё же посещали, Гарри, и даже более того. Те, кто посетил нашу планету порядка восьмидесяти тысяч лет назад, как раз и создали такой биологический вид, как Homo Sapiens Sapiens. Мы не появлялись на свет в результате эволюции и это уже научно доказанный факт. Зато псионические способности это уже наша собственная заслуга. Вот они-то как раз появились у людей пятьдесят восемь тысяч лет назад, причём именно на территории нынешней России, точнее на Среднерусской возвышенности, откуда началось заселение Европы и Азии кроманьонцами. Разумеется, они не были русскими.
Широко улыбнувшись, профессор кивнул:
— Даже если бы ты сказал, что они уже тогда были русскими, Ник, меня это нисколько не задело бы потому, что во мне есть одна шестнадцатая русской крови, но там ещё много чего намешано. Я читал этот научный труд, в котором описывается методика, по которой был выделен ген псионических способностей в костных образцах шестидесяти семи различных людей. Все они были захоронены как раз в России в те времена, когда Европа ещё если кем и была заселена, то только неандертальцами, но эти ребята, чья история исчисляется то ли двумя, то ли шестью сотнями тысяч лет назад, все вымерли. Правда, некоторые учёные говорят, что неандертальцы могли скрещиваться с кроманьонцами и я, глядя на некоторых людей, склонен этому верить. Знаешь, Ник, как бы там ни было, но после этого они к нам больше не прилетали. Боже, если бы ты только знал, как яростно я в молодости громил всех этих уфологом. Даже морды некоторым бил.
Никита Новиков пожал плечами и спросил:
— И тебе не было стыдно бить маленьких?
— Нет, — твёрдо сказал Гарри, — я выбирал только больших.
Командир звездолёта тут же оживлённо спросил:
— А чем ты тогда объяснишь все эти свечения и полёты?
— Если я начну давать тебе научно обоснованные объяснения, Ник, то просижу здесь не один час, — отмахнулся профессор Нивен и с улыбкой добавил, — если мы умеем делать корабли невидимыми, то будь уверен, те, кто смог выйти в Большой космос, тоже способны на это, а он слишком велик, чтобы случайно столкнуться друг с другом.
На обзорном экране, перед которым они сидели, действительно была видна одна только серая, сплошная пелена редкими светлыми вспышками небольшого размера. Ещё на нос звездолёта то и дело наплывали какие-то рябые тени. Природа этих оптических явлений ещё не была изучена достаточно хорошо. Для того, чтобы летать в подпространстве, нужно было строго выдерживать вектор тяги и ни в коем случае не сбрасывать скорость, иначе звездолёт обязательно собьётся с курса. При полётах на околосветовой скорости нужно было ориентироваться только на "картинку", выдаваемую сканерами и обработанную главным навигационным компьютером, который её расшифровывал. Даже внутренний космос любой планетной системы был невероятно велик, а потому сканеры, а их было немало, всегда успевали предупредить пилотов и штурманов о несущемся навстречу объекте.
Маленькие камни размером вплоть до футбольного мяча, мог легко отбросить носовой защитный экран, действовавший, как лопата бульдозера, но такие встречи были чрезвычайно редкими. За всё время "быстрых" полётов такое случалось дважды, но в обоих случаях компьютер сам открывал огонь из противометеоритных бластеров и превращал камни в плазму. Более крупные объекты дальнобойные сверхмощные радары обнаруживали на дистанции в пятьдесят миллионов километров. В таких случаях навигационный компьютер заблаговременно уводил звездолёт в сторону и астероид пролетал в нескольких тысячах километрах от него. Вообще-то практика показывала, что в межпланетном пространстве на десять миллионов километров пути, как правило, вообще не встречалось ни одного объекта. В Солнечной системе почти все межпланетные объекты кроме долгопериодических давно уже были изучены и потому там можно было летать даже на очень высоких скоростях, но всё равно радары сначала внимательно рассматривали трассу, а уже потоми давали добро на полёт.
В неизвестных же планетных системах на высоких скоростях никто не летал. При выходе из подпространства звездолёты сбрасывали скорость чуть ли не до нуля. Межзвёздная навигация же была довольно проста, но прокладка маршрутов только-только началась и тут самым важным было знать точное расстояние от одной звезды до другой. Всё дальнейшее движение шло строго по "спидометру" и пройденному километражу. Нереактивные векторные двигатели нацеливались на звёзды с огромной точностью, а само движение в пространстве осуществлялось за счёт силы гравитации, но корабль всегда летел вдоль вектора тяги. Поэтому при полётах над Землёй и другими планетами навигационный компьютер изменял его ежесекундно и даже чаще, из-за чего корабль, если не управлять им, летел на одной и той же высоте сам. При полётах в межпланетном пространстве действовали точно такие же правила.
Нереактивные двигатели, которые часто называли пожирателями пространства, были способны буквально за каких-то десять, пятнадцать минут невзирая на массу звездолёта, разогнать его до требуемых ста девяносто двух тысяч километров в час, что было очень далеко до скорости света. С такой скоростью, если она будет постоянной, можно лететь хоть тысячу лет и никогда не выйти в подпространство. Для этого нужно было включить на полную мощность генераторы прохода, создающие сверхмощные силовые поля переменного напряжения и мощности, которые, как бы просверливали в пространстве круглую дыру, изменяя его метрику. Доли секунды и космический корабль оказывался вне пространства, а его скорость резко возрастала. Увеличение скорости звездолётов по сравнению с первым полётом, достигалось за счёт калибровки стабилизаторов тяги, того самого внутреннего короба внутри двигателя, который пожирал пространство не выплёвывая его из себя и не оставляя никакого следа.
Неяркая вспышка и звездолёт просто исчезал из вида. Для нужд звёздной навигации русские учёные создали сверхточные приборы для измерения расстояния до всех видимых звёзд, но и они не обладали достаточной точностью. До расстояния в сорок световых лет погрешность была невелика, зато потом она начинала быстро нарастать, но за истекшие шестнадцать лет их точность удалось повысить в десятки тысяч раз и теперь можно было совершать весьма точные подпространственные прыжки протяженностью в двести пятьдесят световых лет. Максимальная скорость пока что не превышала двух с половиной тысяч световых лет в год. Похоже, что это был уже физический предел скорости полёта в подпространстве, как и скорость в света в релятивистском пространстве. В нём она была непреодолимым барьером для любого материального тела, но и её было невозможно достичь. На девяносто восьми процентах летели гравикомпенсаторы и космический корабль просто сплющивало, как при ударе о стену, после чего он разлетался чуть ли не в пыль.