Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа
Шрифт:
— Не знаю, не знаю… — задумчиво произнес Горобец, устало потирая виски. — Пока мы можем только гадать.
Раздался телефонный звонок, подполковник взял трубку аппарата на своем столе, устало произнес:
— Подполковник Горобец! Есть, товарищ генерал. Нет, пока ничего определенного, работаем. Слушаюсь, товарищ генерал!
Я сразу понял — звонил Орлов. Горобец, напряженно выслушав генерала, положил трубку и кивнул на телефон:
— Торопят… Москва крайне недовольна: такая философия получается…
Потом он вздохнул, молча сел к столу и машинально начал перебирать какие-то бумаги. «Невесело
Капитан Горячев и лейтенант Горохов.
В этот момент в дверь постучали, и на пороге выросли Горячев и Горохов — несмотря на усталость, лицо лейтенанта сияло.
— Есть результат, товарищ подполковник, — он здесь, в Смоленске! — выпалил с ходу Горохов, забыв про субординацию, согласно которой первым должен был доложить капитан.
Горобец удивленно поднял на них усталый взгляд от бумаг на столе, потом глянул на наручные часы: шел третий час ночи… Начальник отдела снял очки, которыми пользовался, когда работал с документами, и тяжело поднялся со стула, сообщил:
— Только что звонил генерал Орлов: рация с позывными ВОГ снова вышла в эфир!
— Черт бы все побрал! — Миронов хлопнул кулаком в открытую ладонь другой руки, что выражало у него крайнюю степень душевного волнения.
— Больше месяца молчали, гады, — вступил в разговор Горячев, — и вот, пожалуйста, в самый неподходящий момент снова заработали. Мало нам головной боли по розыску сбежавшего агента, так нате — еще подарочек!
— Стоп! — подполковник энергично постучал по столу. — А не связаны ли эти два события: выход в эфир неизвестной рации и появление «Седьмого»? Ну-ка, капитан, доложите, что вы узнали в автомобильном батальоне!
Горячев коротко и толково доложил результаты беседы с капитаном Сыкчиным и его сослуживцами-лейтенантами. Удалось выяснить, что неизвестный старший лейтенант, назвавшийся Николаем, доехал с ними до Смоленска в санитарном вагоне. То, что офицеры из автобата никак не связаны с «Седьмым», а оказались лишь случайными попутчиками, — в этом капитан Горячев был абсолютно убежден. После беседы с ними он и Горохов вихрем домчались на «Виллисе» до дежурного по железнодорожной станции, выяснив у него, на каких запасных путях проходит формирование санитарного эшелона.
Таким образом удалось отыскать и переговорить с военфельдшером старшиной Наливайко, который, к сожалению, ничего нового не сообщил — он расстался со старлеем утром и больше его не встречал. По приметам, сообщенным опрошенными военнослужащими, неизвестный старший лейтенант полностью соответствовал описанию «Седьмого», которое дал Калныньш.
Капитан доложил результаты поездки в автобат и на станцию коротко, без лишних деталей — он не привык «нагружать» начальство не относящейся к делу информацией. На самом деле встреча с военфельдшером не обошлась без неприятного инцидента. Когда офицеры-контрразведчики нашли на путях нужный им санитарный эшелон, шел уже второй час ночи.
— Этот самый! — кивнул головой пожилой стрелочник, посланный проводить их дежурным по станции.
Вагоны стояли темные,
— Что это? — удивленно спросил Горохов.
— Похоже на патефон, — отозвался капитан, — пластинки крутят. Сейчас выясним!
Он ловко вскочил на подножку вагона — дверь его оказалась незапертой, и Горячев шагнул внутрь, за ним поспешил Горохов. Офицеры оказались в том самом санитарном кригере, в котором рано утром в Смоленск прибыл интересующий их старший лейтенант, — но, конечно, еще не знали об этом. Зато очень быстро познакомились со старшиной Наливайко, которого, собственно, в данный момент и искали. При свете керосиновой лампы за откидным столиком у плотно зашторенного вагонного окна расположилась живописная компания: трое мужчин и три женщины. Вагон был хорошо протоплен, и мужики, разоблачившись до белых нательных рубах и армейских галифе, сидели без сапог, босиком. Женщины были в легких белых халатиках, вольно полурасстегнутых — одна из них устроилась у мужчины на коленях. Вот он-то (кстати, им оказался тот самый Наливайко) вдруг отсадил свою подругу в сторону, резко встал и буквально как бык попер на стоящего впереди капитана Горячева, осыпая его ругательствами:
— Мать вашу, пехота сраная, — думаешь, погоны офицерские нацепил и можешь тут ходить, девочек наших лапать!
Он пьяно замахнулся, нетвердо держась на ногах, и попытался ударить капитана — но не на того напал! Неуловимым движением, даже не сдвинувшись с места, Горячев захватил его кисть и резко заломил так, что нападавший взвыл и почти сел на пол. Не отпуская его, капитан достал свободной рукой из нагрудного кармана шинели красную книжечку и громко крикнул:
— Контрразведка «Смерш»! Всем сидеть спокойно и не дергаться! Есть здесь старшина Наливайко?
— Да отпусти ты, больно! — подал голос «обезвреженный» нападавший. — Я Наливайко!
Потом, конечно, все встало на свои места — даже начальник эшелона откуда-то появился: немолодой толстый майор в очках долго извинялся перед контрразведчиками за это, как он выразился, «маленькое недоразумение».
— Опять этот Наливайко проводы устроил — вы уж не обессудьте, завтра на фронт отправляемся! Фельдшер он неплохой и мужик героический, бывший моряк — даже медали имеет. Правда, в штрафниках побывал за свои «художества», но искупил, как говорится, кровью. Только вот насчет спиртика слабоват и по женскому полу… Коллектив у нас, понимаете ли, по большей части женский, так что по-разному случается: липнут к ним всякие — иногда и отваживать приходится. Вы уж извините его, дурака, товарищ капитан.
— Извинения принимаются, майор! — важным и нравоучительным тоном произнес Горячев. — Но тем не менее политико-воспитательная работа у вас явно не на высоте!
Он многозначительно глянул на сидящего тут же с виновато опущенной головой старшину — виновника переполоха. При этом Горохову показалось, будто в глазах капитана промелькнул какой-то озорной чертик. В общем, все обошлось, и Горячев даже не счел нужным докладывать в отделе об этом незначительном происшествии — о чем и Горохова предупредил.