Русский город Севастополь: великое мужество, великие тайны
Шрифт:
Из воспоминаний пехотного офицера: «На пятом бастионе мы нашли Павла Степановича Нахимова, который распоряжался на батареях, как на корабле, и ядра свистели около, обдавая нас землей и кровью убитых».
Нахимов стал символом и талисманом Севастополя. Не будет преувеличением, если сказать, что защитники города смотрели на него, как на святого, которому под силу буквально все.
Из воспоминаний артиллерийского офицера: «Каждый из защитников после жаркого дела осведомлялся прежде всего: жив ли Нахимов, и многие из нижних чинов не забывали своего отца-начальника даже и в предсмертных муках. Так, во время одного из штурмов рядовой полка графа Дибича-Забалканского лежал на земле близ Малахова кургана. „Ваше благородие! А, ваше благородие!“ — кричал он офицеру, скакавшему в город. Офицер не остановился. „Постойте, ваше благородие!“ — кричал тот же раненый в предсмертных
Кровопролитные бои идут постоянно за передовой Камчатский люнет. В один из дней, когда люнет был почти захвачен внезапной атакой французов, туда прибыл Нахимов. Присутствие любимого начальника удесятеряло силы. Всюду кипела рукопашная. Нахимов каким-то чудом оставался еще жив. Французы тем временем обошли люнет с тыла. Теперь адмирал с горсткой матросов оказался в полном окружении. В этот критический момент на выручку Нахимову устремляется генерал Хрулев. С криком: «За мной, благодетели!» — он увлекает случайно оказавшихся рядом солдат. Камчатский люнет переходит несколько раз из рук в руки. Наконец французам удается его окончательно захватить. Но адмирал в окружении верных матросов все же пробивается на Малахов курган, где немедленно организует обстрел захваченного люнета. В бою за Камчатский люнет Нахимов был сильно контужен, но, зная, какое гнетущее впечатление произведет это известие на подчиненных, старательно скрывает свою контузию.
Когда из Петербурга следует указ о новом награждении адмирала, Нахимова награждают… денежной арендой. Узнав об этом, адмирал был искренне раздосадован.
— Да на что мне аренда? — бросил он в сердцах. — Лучше бы они мне бомб прислали!
Жить Нахимову оставалось совсем немного. Смерть, которой он каждодневно бросал вызов за вызовом, уже стояла за его спиной…
В смерти Нахимова, как и в смерти Корнилова, есть своя неразгаданная тайна.
В воспоминаниях многих участников обороны проскальзывает мысль, что в последние дни своей жизни Нахимов сознательно искал смерти. Но почему? Дело в том, что к лету 1855 года стало окончательно ясно, что Севастополь уже не отстоять. Каждый день обороны оборачивался смертью тысяч и тысяч солдат и матросов. Флот к этому времени уже лежал на дне бухты, и защищать кроме развалин было больше нечего. Англичане с французами готовились к очередному генеральному штурму. Силы защитников были на пределе. Нахимов все это прекрасно понимал. Но без Священного города он не мыслил своей жизни.
И вот наступил роковой день 28 июня 1855 года. Утром Нахимов с адъютантами верхом отправился осматривать бастионы. Давая указания, он доехал до Малахова кургана. Поговорив с матросами, взял подзорную трубу и поднялся на банкет. Его высокая фигура в адмиральских эполетах была прекрасной мишенью для стрелков неприятеля. Бывшие рядом офицеры попросили его поберечься. Нахимов им не ответил, продолжая молча рассматривать в трубу позиции неприятеля. Рядом с ним просвистела пуля.
— Они сегодня довольно метко стреляют! — заметил Нахимов.
В этот момент грянул новый выстрел, и адмирал без единого стона упал на землю.
Из воспоминаний казачьего офицера: «28 июня 1855 года, на Малаховом кургане, Нахимов отдал приказания начальнику батареи и пошел прямо на вершину бастиона. Его догнали офицеры и стали всячески удерживать, зная, как он в последнее время ведет себя под огнем. Но Нахимов отстранил их и взял подзорную трубу. Его высокая сутулая фигура в золотых эполетах была бросающейся в глаза мишенью прямо перед французской батареей. Офицеры и адъютант сделали еще последнюю попытку предупредить несчастье и стали убеждать Нахимова хотя бы пониже нагнуться или зайти за мешки, чтобы смотреть оттуда. Нахимов не отвечал и все смотрел в трубу в сторону французов. Просвистела пуля, уже явно прицельная, и ударилась около самого локтя Нахимова в мешок с землей. „Они сегодня довольно метко стреляют“, — сказал Нахимов. И в этот момент грянул новый выстрел. Адмирал упал на землю как подкошенный и без единого стона.
Штуцерная пуля ударила прямо в голову, пробила череп и вышла у затылка». В сознание Нахимов уже не приходил. Его перенесли на квартиру. Прошел день, ночь, снова наступил день. Нахимов лишь изредка открывал глаза, смотрел неподвижно и молчал. Утром 30 июня его не стало. Вокруг дома в молчании стояла толпа моряков и горожан. Вдали грохотали пушки.
А затем были похороны. Адмирала погребли там, где он и желал, в ногах у своих боевых товарищей: Лазарева, Корнилова и Истомина. Гроб с его телом был покрыт прострелянным и изорванным флагом «Императрицы Марии», под которым он вел эскадру в день Синопа…
Верил ли Нахимов, что можно отстоять Севастополь? Те, кто близко знал адмирала в те дни, говорят однозначно: нет, не верил. В узком кругу с Корниловым Нахимов не раз и не два говорил, что удержать город невозможно, но невозможно и отдать его. Есть ли еще выход? Оказывается, есть — это смерть. Сомнения в возможности защиты ни на минуту не оставляют Нахимова. Но вот гибнет самый близкий из соратников Корнилов, и Нахимов преображается. Теперь больше никто никогда не услышит от него и намека о невозможности защиты Севастополя. Вдохновляя и одобряя, адмирал уже сделал свой страшный выбор. Теперь он спокоен душой. Он знает, что непременно, рано или поздно, ляжет подле своих товарищей. Теперь ему остается лишь до конца исполнить свой долг перед живыми и павшими.
Смерть Нахимова потрясла всю Россию. «Нахимов получил тяжелую рану! Нахимов скончался! Боже мой, какое несчастье!» — эти роковые слова не сходили с уст в Петербурге и Москве, Смоленске и Оренбурге…
Лишенный своего вождя Севастополь будет держаться еще несколько месяцев, а затем его защитники перейдут на Северную сторону бухты, куда союзники сунуться уже не решатся. Так завершится многомесячная героическая оборона города русской славы.
Академик Е. В. Тарле о Нахимове и Севастопольской битве: «С самого начала Нахимов не верил в возможность спасти Севастополь. Но с самого начала он принял для себя единственное решение: он, Нахимов, не желает пережить Севастополь. И даже окружающие как-то чутьем понимали, что либо Нахимов и Севастополь погибнут в один день, либо Нахимов погибнет перед гибелью Севастополя. Следовательно, делая все зависящее, чтобы отсрочить падение крепости, он тем самым боролся за продление своего существования. Твердыня, за которую Нахимов отдал жизнь, не только стоила врагам непредвиденных ими ужасающих жертв, но и своим, почти год длившимся, отчаянным сопротивлением, которого решительно никто не ожидал ни в Европе, ни у нас, полностью изменила былое умонастроение Запада, заставив его немедленно после войны искать дружбы с Россией, и принудила этот Запад, к величайшему для него раздражению и разочарованию, отказаться от самых существенных требований и претензий, фактически сведя к ничтожному минимуму русские потери при заключении мира».
Когда приходишь поклониться праху адмиралов к Владимирскому собору, то невольно останавливаешь взгляд на мраморных досках с их именами в стенах храма. Все они буквально иссечены осколками. То память уже об ином времени и о другой войне. Эти доски хранят память уже о другой войне. Никого из них не пощадили вражеские осколки.
Не так давно на раскопках в Херсонесе была найдена икона, сделавшая настоящую сенсацию в научном мире. Редкостная по качеству исполнения и сохранности, она вот уже на протяжении целого ряда лет служит эмблемой многих международных археолого-исторических выставок в Европе и Америке. Изготовленная из камня-стеатита, она именуется специалистами как «Коронование Христом святых воинов мученическими венцами». На иконе изображена знаменитая триада драконоборцев. Вот слева Федор Стратилат с его узнаваемой канонической бородой, рядом посредине Георгий Победоносец в шапке густых, зачесанных в два ряд, волос. Справа от них демоноборец Дмитрий Солунский, с традиционно несколько оттянутыми мочками ушей. Все трое держат в руках миндалевидные щиты и длинные копья, все трое напряженно всматриваются в даль, ожидая врага.
Когда я в первый раз увидел икону, мне сразу же невольно вспомнились «Богатыри» Васнецова. Как много общего в сюжете между иконой и картиной! Как много общего между людьми, изображенными на них! Но ведь была и еще одна тройка героев-мучеников, павших за православие и обретших бессмертие на севастопольской земле!
Минут многие десятилетия, но имена Корнилова, Нахимова и Истомина, тех, кто первыми легли под плиты Владимирского собора, станут легендой.
В России будет еще немало иных прекрасных адмиралов и флотоводцев, немало сделавших как для ее флота, так и для ее города славы, но такой плеяды великих мужей моря у нее уже не будет никогда.