Русский хан. Дилогия
Шрифт:
Вызвал Семена по «матюгальнику»:
– Сеня, держим дистанцию метров триста, и – по кругу.
– Тебя понял, хан. Я готов.
– Так, лук есть у кого? – спросил я свою команду.
Лука не было, такая же картина и у Семена.
Придется добывать. Двинул машину вперед, через кибитки – сплошной визг за спиной. Наехал на конников, зарокотал наш верхний пулемет, очищая вокруг пространство.
– Бойцы, стрелу с паклей в небо – сигнал нужен.
Воины выскочили наружу, через пять минут дымный след потянулся в высоту.
Пулеметы молотили не умолкая. «Точно оглохну», подумал я.
Из-за стены понеслись в атаку наши тумены, пошла отчаянная рубка. Мы на ботах откатились назад, метров на семьсот. Отсюда сподручней будет. Враг побежал, начали и мы работать. От всадников и их лошадей летели кровавые ошметки, КПВ собирали свой кровавый урожай.
Дикую орду перемалывали часа четыре, под конец взбунтовался Сынок – рвался наружу. Я его инструктировал: «Шуруй домой, никуда не ввязывайся». Шлепнув тигра по заднице, выпустил его наружу.
Рык Сынка заглушил звуки битвы. Белая молния рванула в город, все сметая на своем пути. Мы с Семеном помогали нашей коннице подавить последние очаги сопротивления. Пленных набралось едва сотня, да и те, в основном, женщины с ребятишками.
Как оказалось в роли агрессора выступила калмыцкая орда во главе с Рандул-ханом. Его самого разорвало пополам пулеметной очередью. Допрос пленных показал, что в их степях осталось не так много народа – сотни две кибиток, не больше.
В числе прочих трофеев взяли казну Рандул-хана. Десять тысяч золотых монет – во как. Приказал выделить оставшимся в живых калмыкам по золотому, отдать все кибитки, верблюдов и пару сотен лошадей. Каждой женщине – по четыре барана, для обзаведения. А мужикам-калмыкам наказал:
– Вы теперь подданные царя Российского государства. Вы видели, что случилось с вашей ордой, запомните и внукам своим накажите: нельзя воевать с русскими. Иначе всем кирдык, – и я провел ребром ладони по шее. – Все свободны.
Подскакал Толгат-хан, весь забрызганный кровью.
– Никак ранен, тесть?
– Не, то чужая кровь. Обнялись.
– Ну, что у вас?
– Да все нормально, только Савелий стрелу в ногу получил, а так все живы, здоровы.
– Как мои?
– Твои в порядке, государь. В городе сгорело всего два дома, а у моего тестя Тараса Невдобы – крыша. – Толгат-хан захохотал: – Представляешь, он стены водой полил, а про крышу забыл.
– Как Любава?
– А она с Марьяшей все время, та ее премудростям учит. Тебя ждут, все уши прожужжали о шлемах обучающих.
– Ага, понятно. Садись, довезу до терема.
– Нет, я задержусь, здесь разобраться надо.
– Все верно. Чужих раненых не добивать. У меня на калмыков свои виды есть.
– Приказ понял, государь.
Толгат-хан отсалютовал саблей и ускакал к своим воинам.
По рации вызвал Фоку Жука:
– Фока, здравствуй. Погоди, не трещи. Организуй транспорт через коменданта и вывози раненых в лазарет. Сколько не считал, будешь на месте увидишь. Раненых берем всех, и наших и не наших – это приказ.
Вызвал Семена:
– Сеня, поехали по домам, свой бот поставишь на моем дворе. Подъезжай ко мне, моя команда перейдет на твою машину. Ты их подбрось до казармы.
– Сейчас буду, государь.
В общем, проваландались до вечера. Оставив «десантник» во дворе терема, Семен убежал домой, к своей Елене.
Марьяша встретила меня на крыльце, обнялись.
Понабежали детишки, повисли со всех сторон, щебечут все разом. Жена их успокоила, отогнала от меня и повела в баню, где я благополучно уснул.
Проснулся голый, все не мог спросонок понять: где я нахожусь?
Марьяша будто ждала за дверью – влетела, зацеловала. Одна секунда, и она голенькая: чувствовалось – стосковалась жена очень сильно.
Раньше не позволяла себе эдаких вывертов, взяла мой блудень в ротик и завела меня до невозможности.
Я уложил Марьяшу на спину, и вперед. Все померкло перед глазами, когда, сотрясаясь, мы испытали совместный оргазм. Марьяша со стоном вздохнула:
– Давно со мной подобного не было – я кончила три раза подряд.
Мы полежали немного, отдыхая и лаская друг друга.
Я внезапно опять заснул. Проснулся поздно, к двенадцати дня. Плюхнулся в бассейн. Помылся и, одевшись, пошел в столовую. Никого не было, прибежавшему слуге велел подать чего-нибудь на скорую руку. Тот притащил осетриной ушицы и курицу с гречневой кашей.
– Чай не забудь.
Вскорости подали и чай. Потихоньку умял все. Пошел посмотреть на домочадцев – все при деле.
Кто читает, кто учится.
– А где мой адъютант, спит, поди?
– Никак нет! – гаркнул Василий, выскочивший из-за спины.
– Вася, вели запрягать, в лазарет поедем.
В лазарете Фока Жук доложил:
– Наших раненых семьсот шестьдесят восемь, калмыков – шесть с половиной тысяч.
– Да, однако. Ну, показывай самых тяжелых.
На лечение раненых потратил неделю, правда, с перерывами. Организму периодически отдых нужен.
Постепенно жизнь в городе входила в свою колею. К нам через день стал захаживать Франц Бергер – писал портреты.
Пару недель ходил, а затем стал работать в своей студии, в кадетском корпусе.
Марьяша учила Любаву с помощью обучающего шлема.
Сынок с Малышкой подолгу пропадали в окрестных лесах. Чего они там забыли?
На дворе стоял конец марта – весна в разгаре. Как в анекдоте: щепочка на щепочку лезет, сучок на сучок.
Марьяша совсем обалдела, мало ей ночью, так и днем норовит затащить меня в кровать.
Жаль, новых агрессоров не видно на горизонте, умотал бы тотчас.
Семен ходит опять с поцарапанной мордой, во живут весело.