Русский характер

Восточная оконечность Крымского полуострова, пышущая жаром, шипела, омываемая морскими волнами. По другую сторону Керченского пролива точно так же накалялась на солнце Тамань, но это была совсем другая земля, русская, а значит, чужая.

Теперь чужая, отметил про себя человек, подъехавший к офису керченской фирмы «Бриз».

Фирма занималась недвижимостью, являлась откровенно посреднической и была далека от процветания. Один телефон, два персональных

Губы у него были бледные, глаза – тусклые, волосы – редкие, а довершала непривлекательный образ не слишком благозвучная фамилия Багнюк.

Он как раз вдумчиво штудировал книгу «1001 способ сделать свой бизнес успешным» когда в гулком коридоре раздались шаги приближающегося человека. Багнюк молниеносно убрал книгу со стола, отставил чашку с остатками кофе, погасил сигарету и весь подобрался. Кажется, пришло время совместить теорию с практикой.

В кабинет вошел незнакомый мужчина лет пятидесяти, от которого за версту несло дорогим одеколоном, которым он щедро окропился по случаю несусветной жары, чтобы перебить, по-видимому, запах тела. Одет он был не вполне по-курортному: светлый строгий костюм, застегнутая на все пуговицы рубаха, кожаные туфли. Если не считать ушей, глаз и загорелой лысины, то голова и шея вошедшего были покрыты плотным волосяным покровом, местами выбритым до синевы, местами жестким и курчавым, черным, с редкими проблесками седины. Пружинились волосы также из-под воротника, непокорно торчали из манжет, топорщились на пальцах.

– Шарко Карл Маркович, – представился мужчина, после чего, не тратя времени на расшаркивания, по-хозяйски опустился в кресло напротив Багнюка.

Тому пришлось слегка привстать, чтобы поприветствовать посетителя рукопожатием через стол. Ладонь у Шарко оказалась безволосая, липкая на ощупь. Не стоит ему расхаживать по такой жаре в костюме, пусть даже летнем, подумал Багнюк.

– Очень приятно, – сказал он, поддевая ногтем выложенную перед ним визитку. – Я Виктор Павлович Багнюк. С ударением на первом слоге.

– Павл'oвич? – удивился Шарко, переиначивая отчество на сербский лад.

– Имеется в виду фамилия, – натянуто улыбнулся Багнюк.

– Та-ак. А с именем у нас что? Ударение на первом слоге или на втором, как у Гюго?

Шарко с ироничным видом шевельнул угольными бровями. Багнюк разобиделся и моментально позабыл все 23 способа расположить к себе собеседника, усвоенные с утра.

– С Гюго в родстве не состою, – сухо произнес он. – Вы насчет аренды жилплощади? Вам в центре или поближе к морю?

Шарко поморщился:

– При чем тут море?

– Тогда, – сказал Багнюк, – есть приличные квартирки возле автовокзала. Или возле рынка.

«Что, впрочем, одно и то же», – добавил он мысленно.

– Я не нищий, чтобы ютиться в ваших клоповниках, – отрезал Шарко.

Это было заметно невооруженным взглядом. Одни только его часы стоили дороже всего офисного оборудования фирмы. Сознавать это было неприятно. С другой стороны, вступление казалось обнадеживающим.

– Есть конкретные пожелания? – осведомился Багнюк.

– Мне нужен дом, – ответил Шарко. – Большой, отдельно стоящий дом, и чтобы никого рядом. Ни соседей, ни отдыхающих.

Вот так сюрприз! На ловца и зверь бежит. Сердце Багнюка учащенно забилось. Наконец-то нашелся купец на его товар. Вот уже два года он безуспешно пытался сбагрить особняк, переписанный на него младшим братом, осужденным за разбой на больших крымских дорогах. Тот, в свою очередь, отобрал недвижимость у кого-то за долги, а может, и просто так, по дурости.

Дом торчал посреди безлюдной равнины между гнилым озером Камыш-Бурун и крохотным поселком Героевское. Море далеко, трасса еще дальше, проселочная дорога состоит из одних булыжников и ухабов. Электричество, правда, подведено, но водопровода нет, а так называемые удобства во дворе, что уже и не удобства вовсе, а сплошной дискомфорт. В подобных условиях только дикарям жить. Ни один нормальный коммерсант, депутат или прокурорский работник не пожелали обосноваться в такой глуши. И вдруг – этот залетный жук, этот мохнатый шмель Шарко. А что, если удастся его охмурить?

– Есть у меня на примете один особнячок, – забросил удочку Багнюк, старательно жмурясь, чтобы не выдать себя алчным блеском в глазах. – До шоссе рукой подать, вокруг живописные курганы, из окон второго этажа открывается великолепный вид на море…

«До которого два километра с гаком», – уточнил он про себя.

– Да что вы привязались ко мне с этим своим морем, – раздраженно произнес Шарко. – Я, знаете ли, не какой-нибудь там Айвазовский. И я покупаю дом, а не виды из окна.

Покупаю, он сказал: покупаю!

Сердце Багнюка было готово выпрыгнуть из груди, адамово яблоко разбухло и, казалось, едва умещалось в гортани.

– Понимаю, – просипел он.

– Сколько туда езды? – деловито спросил Шарко.

Фортуна начала поворачиваться к Багнюку спиной. Сказать правду? Но кому захочется селиться в двадцати километрах от города, где ни магазинов, ни кафе, ни автозаправок?

– Это смотря какой езды, – выдавил из себя Багнюк. – Вы как, с ветерком любите?

– С триперком, – грубо ответил Шарко. – Так сколько?

– Если по времени, то…

– В километрах.

– Ну, – Багнюк кашлянул в кулак, – километров тринадцать-пятнадцать набегает. Как когда.

– Не понял, – нахмурился Шарко. – Там дорога резиновая, что ли? То растягивается, то сжимается?

Дорога, ведущая к дому, была каменистая и пыльная. Снизу по днищу булыжники барабанят, а сверху корпус пылью в палец толщиной покрывается: не намоешься. Багнюк пару раз в свои владения наведался и охладел к ним. В доме ни мебели приличной, ни телевизора, ни холодильника. Весь дизайн – грошовые плакаты с девками да чугунные решетки на окнах. Поверх дубового паркета настелены такие убогие ковры, что приличному человеку о них и ноги-то вытирать неловко. Грязь, запустение, строительный мусор.

«Подвел ты меня, брат, ох как подвел», – подумал Багнюк, а вслух произнес:

– Буду с вами предельно откровенным, Карл Маркович.

– Неужели? – Лицо Шарко приняло непроницаемое выражение, которому позавидовал бы сам Будда.

– Я никогда не хитрю с клиентами, не пытаюсь их обжулить, – продолжал Багнюк, пропустив саркастическую реплику мимо ушей. – Мой принцип: честность и еще раз честность…

– И еще раз честность.

– Что вы сказали?

– Бог троицу любит, – пояснил Шарко, неопределенно усмехаясь.