Русский офицерский корпус
Шрифт:
Состав офицеров по происхождению мог довольно сильно варьироваться по полкам. В начале XX в. по заданию Военного министерства проведено исследование социального происхождения офицеров ряда полков, послужные списки офицеров которых полностью сохранились за полтора столетия. Полки выбраны так, чтобы выборка была представительной для всей русской армии. Исследования показали такую долю офицеров недворянского происхождения (в процентах по годам){269}:
С середины XIX в. офицерский корпус все в большей степени начинает пополняться выходцами из непривилегированных сословий, процент выходцев из потомственных дворян стремительно падает. Особенно усилился этот процесс после принятия закона о всеобщей воинской повинности и открытия юнкерских училищ, дававших армии в основном недворянский контингент. Причем процент дворян (в том числе и детей личных дворян) снизился и среди учащихся военных училищ (с 76% в 1877 г. до 62% в 1881 г.), и только в военных гимназиях он оставался высоким (95%). Генерал Н. Милорадович отмечал в 1887 г., что в результате этого «процент офицеров не из потомственных дворян начал постепенно повышаться, достигнув в иных частях ужасающей цифры в 60–70%». С 1881 по 1903 г. процент потомственных дворян сократился даже среди учащихся военных училищ (с 54 до 47%) и кадетских корпусов (с 69 до 62%). В юнкерских же училищах процент детей личных и потомственных дворян упал с 63,4% в 1886 г. до 39,8% в 1902 г. В целом на 1 января 1897 г. среди всех 17 123 воспитанников военно–учебных заведений потомственных дворян насчитывалось только 8930 человек (52,1%). В результате доля выходцев из потомственных дворян среди всего офицерского корпуса русской армии изменялась следующим образом:
Вместе с офицерами пограничной стражи к началу 1897 г. из 43 720 офицеров потомственными дворянами по происхождению были 22 290, или 51,9%{270}.
Имеются также данные о сословном происхождении офицеров частей 15 мая 1895 г., затребованные Главным штабом от командования военных округов и сведенные вместе с разделением по родам войск. Согласно им, из 31 350 офицеров (без управлений и военно–учебных заведений) детей потомственных дворян насчитывалось 15 938 человек (50,8%), детей личных дворян (офицеров и чиновников, не дослужившихся до потомственного дворянства) — 7133 (22,8%), духовенства — 1855 (5,9%), почетных граждан — 1761 (5,6%), купцов — 581 (1,9%), мещан (в том числе 28 человек детей цеховых, низших канцелярских служителей и т. п.) — 2199 (7,0%), крестьян (казаков, в т. ч. солдатских детей) — 1839 (5,9%), иностранных подданных — 44 (0,1%).
По родам войск состав офицеров существенно разнился. В основном, самом массовом роде войск — армейской пехоте потомственных дворян было только 39,6%, в кавалерии — 66,7%, в артиллерии — 74,4%, в инженерных войсках — 66,1%. Разумеется, наивысший процент потомственных дворян был в гвардии (в кавалерии — 96,3, в пехоте — 90,5, в артиллерии — 88,7%), но и здесь служили выходцы из других сословий, в том числе из крестьян и мещан (в гвардию выпускались лучшие по успехам воспитанники военных училищ, которые были самого разного происхождения, в частности, среди 75 офицеров, выпущенных в гвардию с 1898 по 1901 г. из Московского и Киевского военных училищ, потомственных дворян было только 20){271}.
В начале XX в. доля потомственных дворян в офицерском корпусе упала очень сильно, считая и гвардию, на них приходилось только 37% состава офицерского корпуса{272}, что расценивалось как весьма опасный симптом. Были приняты меры по стимулированию поступления потомственных дворян в военно–учебные заведения, в результате чего их доля в офицерском корпусе несколько повысилась. В высших эшелонах офицерского корпуса — среди генералов и полковников — доля потомственных дворян всегда была достаточно высока (эти люди начали служить, как правило, до военных реформ 60–70–х гг.) Например, среди полковников Генерального штаба (на 1.1 1904 г.) их было 74,2%, среди генерал–майоров Генерального штаба — 85,4%, среди всех генерал–лейтенантов (на 1.5 1903 г.) — 96,0%, полных генералов — 97,5%{273} Правда, представителей титулованной аристократии среди них было в это время (в отличие от XVIII — начала XIX в.) сравнительно немного. Среди полковников (на 1.5 1903 г.) таких имелось 62 человека (2,3%) — 24 князя, 11 графов и 27 баронов, среди генералов (на 1.12 1902 г.) -71 (5,1%) — 25 князей, 23 графа и 23 барона, в том числе среди генерал–майоров — 23 (2,6%), среди генерал–лейтенантов — 31 (8,0%) и среди полных генералов — 17 (13,2%). По службе они продвигались несколько быстрее остальных, но ненамного — в среднем на 3 года (а среди окончивших академии этой разницы практически не было): титулованные офицеры достигали чина генерал–майора в среднем за 27,4 года службы, нетитулованные — за 30{274}.
За годы, предшествующие мировой войне, имеются довольно подробные данные о происхождении офицеров различных категорий и родов войск. Сведенные вместе, они представлены в таблице 77{275}. Как видно из таблицы, доля дворян, почетных граждан и духовенства имела тенденцию к снижению, а доля выходцев из бывшего «податного сословия» (т. е. крестьян и мещан) — к росту, составив наконец более четверти всех офицеров и военных врачей и почти 60% военных чиновников. По–прежнему сохранялась разница в сословном происхождении офицеров по родам войск.
Считая и гвардию, в пехоте выходцев из дворян в 1910 г. было 44,3%, в казачьих войсках — 44,6%, в железнодорожных войсках — 54,3%, в инженерных войсках — 69,5%, в артиллерии — 76,8% и в кавалерии — 79,7%. Выходцев из крестьян и мещан было к этому времени довольно много. Среди наиболее массового отряда офицерства — пехотных (в том числе гвардия) обер–офицеров они составляли в 1911–1912 гг. 36–36,3% — почти столько же, сколько дворяне (41,4–40,1%), в казачьих частях выходцы из «податного сословия» (здесь это были главным образом казаки) составили среди обер–офицеров 38,3–41,2%, среди штаб–офицеров — 22,1–24,5%, тогда как дворяне — 36,6–37,4% и 55,8–59,2% соответственно. Среди пехотных штаб–офицеров (полковники и подполковники) доля выходцев из «податного сословия» поднялась в эти годы до 14,5–16,6%. В армейских пехотных полках выходцев из дворян в конце XIX — начале XX в. было очень мало, в некоторых их почти не было, так что по сравнению даже с серединой XIX в. состав офицерства по происхождению изменился очень сильно. За годы после русско–японской войны процент дворян в результате принятых мер незначительно увеличился, достигнув примерно уровня 90–х гг. XIX в., т. е. половины, но вновь обнаруживал тенденцию к снижению.
В ходе мировой войны кадровый офицерский состав, как уже говорилось, почти полностью погиб или выбыл из строя (особенно в пехоте) и был заменен офицерами военного времени (о масштабах их подготовки речь уже шла в соответствующих главах). И, конечно, состав офицерского корпуса по социальному происхождению изменился в результате коренным образом. Он практически стал соответствовать составу населения страны. Сохранившиеся в архивах личные дела выпускников школ прапорщиков и ускоренных курсов военных училищ свидетельствуют при всех колебаниях по учебным заведениям и датам выпуска (ряд наборов был специфическим — преимущественно или полностью из студентов университетов или учащихся духовных семинарий и т. п.), что абсолютное большинство всегда составляют выходцы из мещан и крестьян, тогда как дворян всегда меньше 10%, причем со временем доля выходцев из низов постоянно увеличивается (а большинство прапорщиков было подготовлено именно в конце 1916–1917 гг.). Сведения о некоторых выпусках приводятся в таблице 78{276}.
Значительное число прапорщиков производилось непосредственно на фронте из солдат и унтер–офицеров. В целом из произведенных за войну офицеров до 80% происходило из крестьян и только 4% — из дворян{277}. Во многом это был уже совсем другой офицерский корпус, однако нельзя сказать, что он чем–то принципиально отличался от довоенного: традиция воспитания офицера не прерывалась и новые офицеры в большинстве усваивали традиционные представления и ценности.
В заключение следует отметить, что степень наследственности офицерской профессии в России всегда была очень велика. Дети подавляющего большинства офицеров становились также офицерами, и среди офицеров всегда преобладали дети офицеров (в кадетских корпусах и военных училищах их доля никогда не опускалась ниже 70–80%). Офицерство, как было показано выше, никогда не было замкнутой кастой, но, став офицером, человек как бы сохранял эту профессию и для своих потомков, ибо чаще всего его дети наследовали ее. Во многих семьях все мужчины (отец, братья, дяди, двоюродные братья и т. д.) были офицерами. Это хорошо видно по «общим спискам офицерским чинам»: если в именном указателе имеются до десятка офицеров с одной фамилией (особенно не очень распространенной), то в подавляющем большинстве случаев 7–8 человек из них оказываются родственниками.
Существовали дворянские роды, представители которых из поколения в поколение служили только офицерами (вообще родов, чьи представители находились преимущественно на военной службе, было больше, чем тех, среди которых преобладали гражданские чиновники; родов, где было бы примерно равное число офицеров и гражданских чиновников, совсем мало); обычно, даже если родоначальник получал дворянство на гражданской службе, его потомки служили офицерами, и род превращался в чисто военный. Некоторые старые дворянские роды, уже достаточно разветвленные и многочисленные к XIX в., дали армии по нескольку сот офицеров (в том числе десятки генералов). В начале XX в. на службе одновременно могло находиться до двух десятков офицеров — близких и дальних родственников, носящих одну фамилию. Все это имело важное значение для формирования будущего офицера, который с детства имел соответствующий круг общения.
Национальный состав
Сведений о национальном составе офицерского корпуса очень мало, строго говоря, они практически отсутствуют, поскольку официального понятия «национальность» в России в общем–то не существовало, она не играла никакой роли и ни в каких официальных документах не отражалась и не указывалась. Понятием, до некоторой степени заменявшим национальность, было вероисповедание Вероисповедание обязательно указывалось во всех документах.
Под «русским» имелась обычно в виду не национальная, а государственная принадлежность, оно было синонимом слова «российский». Когда же слово «русские» употреблялось для обозначения именно национальной принадлежности, то всегда подразумевало и великороссов, и малороссов, и белорусов, которые всегда считались одним народом (каким и были) и между которыми в этом плане никаких различий никогда не делалось. Да и делаться не могло, поскольку официального указания на национальность человека, как уже сказано, не было, а все русские были, естественно, православными. Таким образом, слово «православный» в России тоже было синонимом слова «русский».