Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина
Шрифт:
Последнее заявление особенно напугало Палисадова. Он велел Катьке не мытьем, так катаньем вызнать у Лизы ее предположения, но Лиза только таинственно улыбалась. Потом ей стали приходить письма без обратного адреса, которые она тщательно прятала.
«Почему Палисадов не перехватил эти письма еще на почте? — размышлял майор. — Значит, письма приходили не по почте».
В архиве пансионата Соколов быстро нашел гостевую книгу за 1971 год и отыскал фамилии участников той гнусности: Барский Лев Сергеевич и Владлен Леопольдович
Мать их!
Соколов вспомнил, что Лиза сильно изменилась в тот год. Стала какой-то тихой, задумчивой, вся будто светилась изнутри… Как же он не догадался ее спросить! Может, перед ним бы она открылась? Отвез бы ее обратно в деревню, спрятал за Горячим лесом и необъятными коньковскими полями от нелюдей этих! Теперь ищи-свищи, кто из них Лизу «заказал», кто исполнитель. Гнеушев? Сам Палисадов? Но зачем было убивать? Ну скандал. Ну с работы бы поперли. Но ведь не судили бы. Через столько лет доказать факт изнасилования невозможно. Неужели эти твари так за места свои дрожат, что живого человека убить готовы?
Мать их общего ребенка — о-о!
Да существует ли он еще, тот ребенок? По договоренности с Палисадовым и Божедомским Катька загодя отвезла Лизу рожать в Город и поселила у своей тетки. Но уже через неделю та вернулась похудевшая, с мертвыми глазами, без кровинки в лице. Несколько дней промолчала, запершись в своей комнате и не притрагиваясь к пище. Потом начала говорить. Выяснилось, что раньше срока, под Покров, она родила мертвого мальчика, которого даже не видела, потому что была под наркозом. В полуобморочном состоянии, ко всему на свете бесчувственную, ее заставили подписать бумагу об отсутствии претензий и отпустили на все четыре стороны.
Только через месяц Лиза понемногу пришла в себя. По словам Кати, даже повеселела. По всей видимости, причиной были продолжавшие приходить письма. Где же все-таки эти письма?
Глава двадцатая
Дуэль в Нескучном саду
Крекшин и Сорняков понуро стояли возле шлагбаума у въезда в Нескучный сад и короткими затяжками, передавая друг другу окурок, «давили косячок».
— Не желаете? — предложил Сорняков Джону.
— Нет.
— Напгастно, батенька! Обвогожительная штучка! — подражая голосу Ленина, сказал Сорняков.
— Перестань паясничать! — вдруг взорвался Крекшин.
— Да вы, батенька, Пушкин, афгиканец! — гадко ухмыляясь, продолжал романист. — Ты что, Славик, всерьез относишься к этой дуэли?
— Отдай пистолет и уходи!
— Какая дуэль без секундантов? Может, ты подло выстрелишь в американца по дороге, а потом объявишь о честной дуэли.
— Мы идем или нет? — нетерпеливо вмешался Половинкин.
Сорняков повел их в глубь сада, на поляну, в центре которой стояла каменная ротонда. Он развел противников в стороны и отмерил шесть шагов так ловко,
— Прошу внимания, господа! Согласно правилам, я, как секундант, предлагаю вам помириться и выпить во славу СССР и Америки, ибо у вашего покорного слуги после вчерашнего будто кошки во рту нагадили.
— Прекрати! — снова взбесился Крекшин.
— Как хотите. Пистолет у нас один, а патронов — три. Следовательно, выстрелов может быть только два, и стрелять придется по очереди. Тяните жребий.
— Я уступаю свою очередь, — одновременно произнесли Джон и Крекшин.
— О, как это благородно! — продолжал паясничать Сорняков. — Кстати, господа… Я забыл сказать. Пистолет учебный. Я стырил его из кабинета военной подготовки, где трахался с одной хорошенькой школьной сторожихой. У пистолета спилен боёк — ха-ха!
— Дай сюда! — мрачно потребовал Крекшин. Он внимательно осмотрел пистолет и вернул его Сорнякову. — Пистолет настоящий.
Они подбросили монету. Выпал «орел», названный Джоном. Джон был странно спокоен. Ощутив в руке холодную приятную тяжесть «макарова», он поднял дуло вверх и выстрелил в воздух.
— Браво! — радостно завопил Сорняков. — В самом деле, не убивать же этого идиота!
Крекшин был очень бледен.
— В обойме один патрон лишний, — напомнил он. — Я предлагаю вам воспользоваться этим и стрелять еще раз, но всерьез. Предупреждаю: я буду стрелять всерьез.
— Я уже выстрелил, — ответил Джон.
— В таком случае отдайте пистолет.
И Крекшин нацелился ему прямо в лоб.
— Ты что, с ума сошел?! — заорал Сорняков, вставая между ними. — Обкурился?
— Отвали, пидор, — тихо сказал Крекшин. — Иначе первым выстрелом я положу тебя.
Сорняков отскочил в сторону.
Пуля просвистела и обожгла Джону ухо. Он машинально приложил к ожогу прохладное стеклышко наручных часов.
К нему уже мчался Сорняков.
— Покажите голову! Неужели этот козел стрелял вам в голову?!
— Кажется, — удивленно пробормотал Джон.
Сорняков бросился на Крекшина с кулаками.
— Посадить меня хочешь?! Ты же на первом допросе настучишь, что это моя пушка! Из зависти делаешь, да? Слава моя спать спокойно не дает, да?
— Да-а! — заорал Крекшин.
Услышав это, Сорняков вдруг совершенно успокоился и улыбнулся своей противной ухмылочкой.
— Напрасно, Славик. Ты ж в тыщу раз талантливей меня. Ты ж наш Белинский, блин!
— В пистолете еще один патрон, — не успокаивался Крекшин. — Я требую завершения дуэли.
— Фигушки! — захохотал Сорняков. — Как секундант, проходивший арифметику в школе, я ответственно заявляю, что двоим стреляться одним патроном нельзя. Это чистый постмодернизм! Я уважаю постмодернизм, но не до такой степени! Господа, довольно кочевряжиться, давайте выпьем мировую. Я с собой чекушку захватил.