Русский след. История Нобелевской премии

Чумаков Валерий Юрьевич

Андриетта Нобель (урожденная Алселль)

Между тем всего движимого и недвижимого имущества у вчерашнего перспективного архитектора было на 5139 рейхсталеров 16 шиллингов.

По описям, составленным судебными приставами, нам хорошо известно, каким имуществом, вплоть до постельного белья, владели тогда супруги Нобель. Из мебели в доме были двуспальная кровать, письменный стол, четыре столика, чертежный стол, мягкий диван, несколько дешевых стульев, два чайных столика. Медной и железной посуды в семейном обиходе было на 20 рейхсталеров.

Кроме того, были описаны 2 матраса, 2 подушки, 2 одеяла, 6 пар простыней, 3 наволочки, стеклянная и фарфоровая посуда на общую сумму 10 рейхсталеров.

Можно только восхищаться тем, насколько мужественно перенесла весь этот процесс Андриетта, уже успевшая к тому времени подарить мужу двух сыновей, в 1829 году – Роберта Ялмара и в 1831 – Людвига Эммануила.

Спустя десять месяцев после объявления банкротства, 21 октября 1833 года, на свет появился еще один сын, названный Альфредом Бернхардом. Возможно, так, рождением третьего сына, Андриетта пыталась подбодрить супруга. А в результате – прославила его и всю фамилию Нобелей.

Дело по признанию Эммануила банкротом тянулось почти год. Наконец суд убедился в том, что никакого злого умысла у обвиняемого не было, что он не собирается скрываться от них, наконец, что он твердо обещает отдавать деньги по мере возможности, и предоставил ему государственную защиту. Вопрос о долговой тюрьме на время был отложен.

Авторитет Эммануила как хорошего архитектора и подрядчика был бесповоротно утерян. 32-летнему отцу семейства пришлось искать заработок в другой, совершенно неизвестной ему области. Эммануил засел за книги и вскоре нашел путь, который, как ему казалось, вполне мог вывести семью из финансового тупика. Найдя новых инвесторов, он построил первую в Швеции маленькую резиновую фабрику. Дело продвигалось с большим трудом. Новые резиновые ткани, плащи, обувные мешки (предтечи калош), хоть и были удобными и водонепроницаемыми, стоили слишком дорого и поэтому особой популярностью не пользовались. Чтобы снизить стоимость, надо было организовать массовое производство, что в отсутствие массового спроса было невозможно. Получался замкнутый круг, из которого хитроумный Эммануил попытался все-таки найти достойный выход.

Большой заказ можно было получить от государства, лучше – от военного ведомства. Но для этого консервативным военным надо было предложить что-то особенное, из ряда вон выходящее. И Нобель разработал уникальный солдатский резиновый рюкзак.

В обычном состоянии солдатский резиновый рюкзак Нобеля представлял собой обычный вещмешок, в который можно было сложить провизию и пожитки. На привале солдат мог рюкзак, предварительно вытащив из него содержимое и отстегнув соединительные лямки, надуть, после чего он превращался в односпальный матрас. При преодолении водных преград он оборачивался вокруг тела и превращался в плавательный жилет, а соединив вместе несколько таких надувных рюкзаков, можно было организовать вполне сносную понтонную переправу.

На это свое изобретение, к тому же уже подкрепленное производственной и технологической базой, Эммануил возлагал огромные надежды. Он полагал, что военные, увидев такую полезную чудо-вещь, закидают его заказами. Однако потенциальные заказчики остались к ней равнодушны. Даже не взглянув на экспериментальные образцы и не пожелав провести испытания, чины из военного министерства сразу заявили изобретателю, что в казне нет денег на резиновые игрушки.

Положение промышленности Швеции тогда, в первой половине XIX века, было далеко не идеальным. В 1830 году во всей стране насчитывалось 1857 фабрик, заводов и ремесленных мастерских, на которых трудилось около 12 000 человек. В среднем – по 6–7 человек на одно предприятие. Общий годовой объем производства оценивался в 5 000 000 английских фунтов. Четыре пятых этой суммы приходилось на текстильные, красильные и бумажные фабрики, а также на производство табака и сахара. Конечно, существовали и относительно крупные, механизированные производства, но в основной массе использовался довольно примитивный и дешевый ручной труд. В таких условиях, тем более учитывая глубокий экономический кризис, в котором пребывала разоренная войнами страна, пробиться чему-то новому и прогрессивному было чрезвычайно сложно.

Но Эммануил другого пути перед собой просто не видел. С тем огромным долгом, какой на нем висел, и с той энергией, что кипела в его крови, он должен был сделать что-то прорывное, что решило бы все его проблемы разом.

Какие-то связи, пусть и не такие прочные, с военным ведомством у него уже были, и он решил действовать в этом направлении. Мысль о том, что нового и эффективного можно придумать в военной области, пришла к нему быстро.

В поражающих боеприпасах важна не столько начинка, сколько способ ее доставки. Даже заложив в артиллерийский снаряд тонну пороха, можно получить нулевой эффект, если этот снаряд улетит не туда, куда нужно. А можно и отрицательный, если он взорвется в пушке, что тогда бывало часто, или, того хуже, на складе. Между тем именно такие боеприпасы постепенно получали все больший военный вес.

Перед изобретателем стояли две задачи: как сделать боеприпасы безопасными до начала их использования и как обеспечить наиболее высокую точность попадания по врагу. Чтобы неприятель встретился со снарядом, существовало три пути. Первый – неприятель стоит лагерем, снаряд летит в его сторону. Второй – неприятель движется, снаряд летит в его сторону. И, наконец, третий: снаряд лежит, а неприятельская армия сама движется в его направлении.

Последний путь показался Нобелю наиболее простым и верным. При этом вполне можно было сделать так, что взрывался он только после оказания на него физического воздействия, например после того, как на него кто-нибудь наступит. Так Эммануил Нобель изобрел то, что теперь мы называем «миной». Сам же он назвал свое изобретение «устройством для взрыва на расстоянии».

Нобелевское «устройство» представляло собой цинковый цилиндр высотой примерно 60 и диаметром 40 сантиметров, начиненный четырьмя килограммами черного пороха. Подрыв осуществлялся с помощью специального взрывателя, расположенного на наружной стороне корпуса. Внутри взрывателя находилась стеклянная ампула с серной кислотой, обернутая в хлопчатую бумагу, пропитанную хлористым калием.

К ампуле был прикреплен металлический штырь-активатор с предохранительным колпаком. После снятия колпака мина из просто бочки с порохом превращалась в смертельно опасную машину. Любое, даже довольно слабое воздействие на активатор приводило к тому, что активатор разбивал трубку, кислота вступала в бурную экзотермическую реакцию с хлористым калием и поджигала бумагу. А горение внутри бочки с порохом обычно, как известно, приводит к взрыву.

Четыре килограмма пороха, конечно, были не бог весть каким мощным зарядом, но с одним человеком или с лошадью такое устройство вполне могло справиться, а большего от него и не требовалось.

Но Нобель не был бы Нобелем, если бы он остановился на одном изобретении. Поэтому, сразу вслед за сухопутной Эммануил изобрел подводную мину с той же взрывной системой.

Для герметизации заряда и для «плавучести» он использовал, чтоб добру не пропадать, уже созданные резиновые ранцы-понтоны. На штырь-активатор вместо колпака надевался фиксирующий поплавковый ползунок. Когда мина погружалась в воду, ползунок подвсплывал и освобождал активатор, переводя мину в активное состояние. При извлечении же ее из воды, ползунок опускался на место, фиксируя штырь и делая мину безопасной.

Но и эти его труды не произвели на шведских военных должного впечатления. Эммануил не учел, что его взрывные устройства были оружием оборонительного, а не наступательного характера. А потребность в обороне больше всего имеют те, кому есть что оборонять. Шведскому же государству, ставшему после войны с Петром I неожиданно очень маленьким, оборонять было особо нечего. Ему надо было наступать, отбирать свои пяди и крохи, а для этого нужны были дальнобойные пушки и гаубицы с хорошим прицелом, которые Нобель, к сожалению для шведов, а для России – к счастью, изобрести не догадался. Поэтому в финансировании ему было опять отказано.