Рутения
Шрифт:
– Иди, - кивнул он, баюкая Настю.
Лена ушла. Воронин уложил девочку в кроватку, медленно качал её, пока Настя ни уснула. Удостоверившись, что дочурка спит, он разделся и лег в постель, оставив торшер включенным. Лена появилась в дверях минут через десять, остановилась, заметив восторженный взгляд мужа. Потом с игривой улыбкой подняла и без того короткую шелковую ночнушку, закружилась перед диваном.
– Ленка, ты меня с ума сводишь!
– громким шепотом сказал Воронин.
Вскочил с дивана, подхватил жену на руки, бережно уложил в постель. Она крепко обняла его, прижалась
– Сережка... я тебя так люблю, так люблю, что даже и сказать не могу... Ты самый лучший, ты...
– Я тоже люблю тебя, Ленка...
Воронин прижался губами к её губам, снял ночнушку, отстранился, судорожно вздохнул и принялся страстно целовать красивые груди. Его голова опускалась все ниже и ниже, к животу, чуть припушему после родов и ещё более соблазнительному, чем прежде. Лена тихо постанывала, лохматила пальцами его длинные каштановые волосы, но вдруг приподняла его лицо, встревоженно сказала:
– Сережа, а мы оставили деньги на кухне... Прямо на полу, под диванчиком...
– Ну и что?
– недовольно пробормотал Воронин.
– Да как - что? Это же не десять тысяч, и даже не сто... Надо куда-то спрятать их подальше. Я не знаю... Может, запереть в гардеробе?
– Нашла время говорить про деньги...
– Да? Ну ладно, только знаешь, что я думаю? Нужно установить железную дверь со специальным замком. Чтоб никакие грабители не могли залезть к нам. Сейчас многие ставят такие двери.
– Ладно, установим, - сказал Воронин, падая головой на подушку.
– Но можно было сказать об этом... не сейчас.
– Да? Сережка, ты обиделся? Любимый...
Теперь губы Лены заскользили по его груди, все ниже и ниже... Воронин мигом забыл разговор о железной двери.
Владимир Тарнах жил с родителями в солидном восьмиэтажном доме на Ленинградском проспекте, неподалеку от станции метро "Сокол". Он вышел из такси на проспекте и неторопливо зашагал в темный проход между домами.
Тоскливо было на душе. Не он, а Воронин заработал кучу денег. Но дело было совсем не в деньгах. Он бы радовался, если бы Серега заработал столько же, но действуя по его схеме. Однако, Воронин настоял на своем, и наглядно убедил Поплавского в своей правоте. Директор биржи теперь ни о чем другом и слышать не хочет. Но ведь это тупик! Продавцы найдут покупателей и смогут обходиться без биржи, как же они не понимают этого?! Или это естественный процесс, биржа в этой стране нужна только в роли сводницы? А как же в цивилизованных странах все крупные сделки совершаются через биржи? Россия стремится к международным стандартам торговли, значит, за биржами будущее, и они одни из первых. Надо укреплять свои позиции, а они разрушают их! Ради сиюминутной выгоды...
Чему ж тут радоваться?
Тарнах шел домой. Так было заведено в семье, что вечером надо показаться в доме, сказать родителям, мол, все в порядке, а потом идти дальше, если есть куда. Предупредив родителей, что уходит с ночевкой. Тарнаху было куда идти на всю ночь десять минут ходьбы, и он в квартире, которую снимала артистка театра Моссовета Юля Караваева. Красавица и умница, и вообще... пора бы узаконить их отношения, привести девушку в дом, и... Вон, у Сереги как все хорошо. Да и Поплавский тоже стал примерным семьянином после того, как жена перестала пилить его за мизерную зарплату.
Но сперва нужно заглянуть домой. Он пересек двор, миновал детскую площадку и уже подходил к своему подъезду, когда из кустов сирени шагнул навстречу мужик в джинсовом костюме и нанес страшный удар в переносицу.
Ни требования, ни угрозы - только удар.
Тарнах был так углублен в свои мысли, что не успел среагировать. Да и выпитое у Воронина не способствовало быстроте реакции. Он попятился, чувствуя, как кровь течет по губам, и тут же получил сильный удар сзади по голове.
Знакомая тропинка вспыхнула ослепительным светом, и медленно стала гаснуть. Тарнах повернулся, пытаясь уйти от нового удара, не успел резиновая дубинка обрушилась на предплечье, сбила с ног. Цепляясь за кусты сирени, Тарнах упал, машинально сгруппировался, намереваясь встать. Но удары ногами сыпались один за другим - в грудь, в живот, в спину, снова в грудь, в голову... И - ни одного слова из уст нападавших. Что они хотят так и осталось для него загадкой. Последнее, что он помнил сумел закрыть руками голову. И все.
Брюник сильно толкнул Круглого в грудь, отбрасывая от лежащего Тарнаха.
– Ты что, козел?!
– ощерился Круглый, махая резиновой дубинкой.
– Не увлекайся, "мочить" его нам ни к чему. Да и не он тебя обрабатывал. Уходим.
– Ты, Брюник, много берешь на себя...
– Если кончишь его - о Воронине забудь, это раз. О Шершне помни день и ночь, это два. Вопросы есть?
– Шершень? Так значит... Ладно, уходим.
Скрываясь за кустами, они выскочили во двор другого дома, где стояла серая "Ауди". Круглый сел рядом с Клинтом, Брюник прыгнул на заднее сидение, рядом с Сараем, чья коричневая от йода щека была залеплена пластырем.
– Ну что, отоварили падлу?
– злобно спросил Сарай.
– Меня не взяли, а я ж хотел...
– Потому и не взяли, что хотел, - сказал Брюник.
– С твоими возможностями были бы сплошные неприятности. Но Круглый оторвался по полной программе. Еле успокоил.
Клинт вырулил на Ленинградский проспект, и "Ауди" растворилась в потоке машин.
– Заткнись Брюник! Достал ты меня своим базаром, - прошипел Круглый, резко поворачиваясь.
– Короче, такие дела. Одного козла прищучили, другой поймет, что к чему. Все, как и задумали, все клево.
– Ни хрена этот пластырь не помогает, - простонал Сарай.Зубы болят, падлы...
– Так пластырь не для зубов, - сказал Брюник.
– Это, чтоб кровянка не хлестала, а насчет зубов... заскочим к зубному, я знаю одного.
– Заткнись, Брюник!
– заорал Круглый.
– Я тута решаю, куда заскакивать, а куда нет, понял?
– Так он правильно базарит, - угрюмо сказал Сарай.
– Ты давай, решай, Круглый. А то зубы болят...
– Звякнем и - заскочим, - решил Круглый.
Серая "Ауди" мчалась по ночной Москве. Машина, как машина, вполне симпатичная, и, глядя со стороны, можно было предположить, что едут в ней солидные люди, которые приведут многострадальную Россию к светлому будущему.