Шрифт:
Дина РубинаРужье для Евы
На днях моя дочь, барышня томная, нравная, сочиняющая стихи, музицирующая на гитаре, любящая, наконец, поваляться в постели часиков до 12 дня… пошла в армию.
Понимаю, что окончание этой фразы для российского читателя может показаться диким. Ну, сначала, конечно, она пошла в армию до пятницы – новобранцев, как правило, на первую же субботу отпускают по домам, – возможно, показать, что жизнь не кончилась, и мамино крыло по-прежнему рядом, и вообще, дать наплакаться вволю в родимую подушку после первого в жизни армейского дежурства.
Время нервное: весь наш двенадцатый класс постепенно –
Поздно вечером звонит уже с базы «забритый» утром Шимон и диктует моей дочери: «Значит, так: в палатках холодно, бери все теплое, что есть в доме – вязаную шапку, перчатки, свитера!»
Честно говоря, матерью солдата я уже однажды была, лет двенадцать назад, но как выяснилось, многое забыла. Например то, что новобранцы в израильской армии собираются на службу примерно так, как бравый Портос в романе Дюма экипировался перед военной кампанией во славу короля и Франции. То есть, заботы о некоторых деталях экипировки лежат на плечах семьи. И за две недели до призыва мы, высунув языки, скупали по магазинам теплые мужские кальсоны (да-да, с ширинкой, неважно: декабрьская ночь в палатке слезам не верит), мужские майки с начесом, теплые носки, ботинки, наконец.
– Как – ботинки?! Армия не выдает ботинок?! – восклицаю я возмущенно.
Нет, армия потом возмещает расходы, но ботинки ребенку надо выбирать отдельно, подбирать тщательно, по ноге, пробовать, менять, требовать другие, затем топать, прыгать и опять примерять. Мамин глаз надежней.
Опять же, простыни и подушки в той армии не предвидятся.
– Что-о?! – кричу я, – у Армии Обороны Израиля нет денег на подушки для солдат?!
Да есть, конечно, есть… Но пусть-ка этот изнеженный «мами» поспит в холодной палатке, подложив под голову свою армейскую куртку. Такая вот первая трезвящая плюха, как в песенке из трофейного американского фильма времен второй мировой, которую всю жизнь напевает другой солдат в семье – мой отец: «Здесь вы в казарме, мистер Грин! Здесь нет подушек и перин! Завтрак в постели и в кухне газ – эти блага теперь не для вас!»…
Накануне призыва и у нас дома гуляли по-человечески: выпили, как взрослые, блевали, как взрослые, уронили на балкон соседей снизу цветочный горшок и три пары разных ключей. Наутро хмурый наш сосед, Давид, стучит в дверь и молча протягивает эти ключи моей дочери. В глазах его – осуждение. Та рассыпается в извинениях: это была вечеринка перед призывом, и ребята…
– Ты идешь в армию? – его лицо расплывается в улыбке. – Какие войска?.. Молодец. А я был в морском десанте… Ну, счастливой службы, солдат!
В этом обществе все – солдаты. Даже те, кто не успел послужить по возрасту или по здоровью. Все солдаты – мамы, папы, бабушки и дедушки, братья, сестры. По пятницам вся страна ожидает своих солдат на побывку, все автобусы приобретают изнутри густо-зеленый, бежевый, серый колер военной формы разных родов войск. Сидят на баулах в проходах, теснятся, едут на перекладных. Никто не жалуется, что в тесноте его пихнули дулом или прикладом винтовки.
В день призыва мы отвозим свою нежную девочку на сборный пункт. А там – зрелище посильнее, чем «Фауст» Гете, причем, значительно сильнее: целый цветник рыжих, темных, золотистых, каштановых кудрей… День призыва такой – девчачий. А вокруг, у двух автобусов, сопровождающие – их сверстники с винтовками. И уже стреляют глазами направо-налево представители обоих полов.
– Господи! – бормочет мой муж, – что за жизнь фронтовая…
Да, жизнь такая, что множество молодых пар в этой стране изначально – боевые товарищи. Жизнь такая, и такой ее понимают и принимают наши дети…
Дают команду – по автобусам. Заплаканные мамы кричат последние указания: – Не забывай заряжать мобильник! Позвони сразу же – куда попала!!! Надень на ночь две пары кальсон!!!
Ребята с автоматами влезают последними в обе двери, автобусы разворачиваются и выезжают со двора на шоссе. Мы же плетемся к своей машине и сразу – рука сама тянется – включаем радио. Новости наших будней: из густонаселенных кварталов арабского Хан-Юниса палестинские боевики продолжают обстрелы еврейского района Гуш-Катиф. Ответный огонь открыл наш батальон бригады «Голани». После полудня премьер-министр собирает совещание представителей силовых структур по вопросу борьбы с «тоннельными взрывами»… Армейские источники опубликовали, наконец, список убитых при взрыве в Рафиахе израильских солдат.
– Ты не помнишь, – спрашивает меня муж, – она взяла синий свитер?
Каждую пятницу, ближе к полудню, у меня дома раздается звонок. Я снимаю трубку и слышу страстный голос дочери:
– Ставь жарить картошку, я уже в Иерусалиме!!!
Я хватаю самую большую сковороду, раскаляю масло и вываливаю на нее целую миску чищенной с утра и нарезанной картошки.
Когда в первую свою побывку из армии, она позвонила с воплем: «Го-о-ло-о-дна-ая-я-я каксоба-а-ка-а!!!», отец философски мне сказал: —…А что ты думала? В любой армии всегда голодно… У нас в Перми, помню, плеснут тебе щей в миску, а там три синих пленочки плавают вместо мяса…
Ну, вваливается ребенок и, едва сполоснув руки, набрасывается на картошку…
– Что ж ты голую картошку-то… – пытаюсь я сердобольно встрять, представляя как же оголодала девочка, если ей одной лишь картошки довольно… – Вот, возьми баклажаны.
Она с полным ртом:
– Какие баклажаны?! Я их уже видеть не могу! У нас каждый день пять видов закусок с баклажанами…
– Ну, рыбку возьми… Она вытаращивает глаза:
– У меня рыба уже из ушей лезет! То тунец, то форель, то карп, то копченая, то соленая…
Я несколько оторопела.
– А курицу будешь?
– Мам, ну, сколько можно эту курицу есть! Каждый день курица?!
– Минутку, ты сказала, что голодная… Я поняла, что вас плохо кормят.
– Ужасно! Ужасно кормят!
Тут я взялась за допрос серьезно.
– Так. Давай с самого начала. Молоко дают? Она удивилась:
– Молоко? А зачем? Оно на столах стоит, конечно, но только для кофе. Зачем его пить? Есть же йогурты, творог разный, кефир, ряженка, то, се…
– А именно что: то, се?
– Ну, сыры там всякие, какие-то каши дурацкие… Салаты… Яйца… омлеты, в основном. Глазунью сделать как следует не умеют. Я говорю: «Дуду, не зажаривай слишком, я так не люблю!» А он, как назло, – зажаривает и зажаривает! Когда с луком, так еще ничего, а когда с грибами – тут он вообще не умеет…
– Понятно… – ледяным тоном сказала я. – А выпечка?
– А что – выпечка? Кому нужны эти круассаны и пироги: килограммы набирать? Это вообще еда нездоровая. И гарниры все эти… Я вместо них просто овощи и фрукты ем.