Рядовой. Назад в СССР. Книга 1
Шрифт:
Нерешительно шагнул к креслу — от одного только вида душа в пятки уходила — ну точно, на таких в средневековье инквизиторы ведьм четвертовали! Но я-то воин опытный, силой воли держать себя в руках умею…
Сел на жесткое кожаное кресло, а сам невольно ощупал языком зубы — вроде с ними все хорошо. Дыр не обнаружено.
Верзила подошел ближе, врубил свой прожектор, отчего мне пришлось зажмуриться. По характерному металлическому лязгу услышал, как тот перебирает в лотке свой инструмент. Бросив туда быстрый взгляд, я увидел в нем
— Чего ждем, открывай рот! — прогудел тот, склоняясь надо мной,
Ну и я открыл.
Он сунул мне в рот что-то холодное, пахнущее дезинфекцией. Вот так окуни инструмент в хлороформ и можно спать как убитый. А ну как, боль во сне чувствуется?
— Хм… Хм! Неплохо! — бубнил тот, ковыряя то один, то другой зуб. Затем окончив этот не самый приятный процесс, отложил инструмент в сторону и повернулся к медсестре. — Танечка, запишите. Все в норме, явных проблем я не вижу.
Девушка в халатике зашуршала бумагой, потом принялась искать ручку.
— Я могу встать?
— Угу… — прогудел верзила. Кажется, врачу стало скучно — наверняка, с такими габаритами и физическими данными ему так и хотелось выдрать пару челюстей.
Еще с минуту я ждал, пока Таня запишет в мою медицинскую карту заключение врача стоматолога. Бахнула печать. Затем повернулась ко мне, сунула карту в руки и сухо улыбнулась.
— Свободен! Зови следующего!
Вышел, увидел у стены слегка побледневшего Женьку Смирнова. Заметив мое появление, тот поинтересовался. — Ну как?
— Сойдет… Твоя очередь! — Почему-то я только сейчас обратил внимание, что и голос у меня был совсем не таким, к какому я привык. Но все же это был мой голос.
Тот тяжко вздохнул, посмотрел на собирающуюся за ним очередь и произнес:
— Ну что, я пошел?
Неудивительно, стоматологов боялись все, без исключения, а особенно страшную и ужасную бор-машину. Достаточно вспомнить фрагмент из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», где стоматолог Антон Семенович Шпак сверлил больному пациенту зуб. У того рука дергалась, будто ему там крупнокалиберным перфоратором карьер долбят.
Следующей дверью был кабинет психиатра. Ну, судя по табличке.
Там было на удивление тихо, пахло какими-то цветами.
За столом сидела уже пожилая дама, возрастом около пятидесяти и что-то неторопливо писала в журнале. Я молча зашел, положил перед ней медицинскую карточку. Обратил внимание, что рядом на столе стоит огромный темно-зеленый фикус с мясистыми листьями, а на стволе кто-то прилепил три куска желтой жвачки. Вроде в СССР это был дефицит.
Сел на стул. И тишина.
Она молчит и пишет, ну а я просто молчу. Одновременно прокручиваю в голове, как оно было в прошлый раз. Но почему-то совсем не помню, вот хоть убей. Стоматолога я тоже не помнил.
Она закончила писать, тяжко вздохнула и подняла на меня усталые глаза.
— Служить хочешь? —
Ну, а что ей ответить? Раз я уже на медкомиссии призывного пункта, значит, других вариантов не осталось. Хотя, помниться в прошлом, я служить, как раз таки не хотел. А вот сейчас мнение было другое.
— Хочу!
Помнится, в прошлый раз я ответил не сразу. А вот на следующий вопрос я тогда ответил категорическим отказом. Потому что испугался.
— В Афганистан полетишь?
— Да можно… — отозвался я, чем слегка удивил врача. Отчетливо заметил, как сократились несколько лицевых мышц.
— Хм, хорошо… На оружие аллергии нет?
— А это как? — вопрос заставил меня улыбнуться. Действительно, странный вопрос.
— Не знаю, — ответила она, пожав плечами. — Вот у предыдущего призывника была аллергия на автомат и штык-нож. А еще он пацифист и с оружием дел иметь не хотел. Знаешь, что я ему посоветовала?
— Что?
— Не типичную военную службу. Утки за больными в госпитале выносить, сам понимаешь, с чем, да? Ну, тот ответил, что как-нибудь с аллергией своей справится, а пацифизм замнет. Но в госпиталь не хочет.
— Нужно было в строительный батальон отдавать. Там такие звери служат, что им даже оружие в руки не дают. А у меня аллергии нет, — улыбнулся я. Вместе с тем для себя уже давно отметил, что психологи, особенно военные, иногда ку-ку.
— Ну, хорошо! — продолжила женщина, рассеянно посмотрев куда-то сквозь меня. — Какой сейчас год? И месяц.
И тут я, можно сказать, сел в лужу. Ведь я реально не знал, что там сейчас на календаре. Впрочем, не сложно догадаться, что раз на улице все зеленое, тепло и солнечно, а внутри призывного пункта идет медкомиссия, то сейчас лето. Ну и память опять же, пришла на помощь. Ведь когда-то я уже был тут.
— Год восемьдесят пятый, наверное! — не став тянуть время ответил я, при этом сделав невозмутимое лицо, а затем добавил. — От рождества Христова! А месяц июнь…
— Угу, угу… А вы когда по асфальту ходите, трещины перешагиваете?
— Не знаю, — я пожал плечами. — А что, это важно?
— Очень. Так как? Перешагиваете?
— Нет, не перешагиваю, ставлю ногу туда, куда придется. И ничего там тревожного я не вижу. И узоров там я тоже не различаю.
— И внутренне это вас никак не беспокоит?
— Совсем.
— Хорошо, хорошо… А кто такой Наполеон?
— В каком смысле? — честно говоря, я даже насторожился.
— Ну, кто? Президент? — она посмотрела на меня с какой-то хитрецой.
— Если вы про Бонапарта спрашиваете, то французский полководец и император. А еще торт есть, Наполеон называется, но думаю, он вас не интересует. Может быть, хватит уже? Пословицы объяснять не буду, они всегда одни и те же, уже надоело.
— М-м… Давай карточку! — вздохнув, тихо ответила женщина. Видимо ей и самой этот цирк уже надоел — а ну, какой я по счету за сегодня?!