Рыбий глаз
Шрифт:
– Спасибо, – поблагодарил Андрейка за обещанное полотенце, но в большей степени, конечно, за то, что она сидела сейчас рядом с ним. Вот так запросто. И не стеснялась, и не дразнила. Такая красивая. Спасибо.
– Да не за что, ерунда, – махнула она рукой, – кстати, ребята собираются сегодня к вечеру лезть в заброшенный дом в конце деревни, хочешь с нами? Там жуть! Говорят, там жила раньше старуха, которая во время голода съела своих внуков, а потом, когда опомнилась, сбрендила с горя. Все время видела перед глазами внуков, куда бы ни шла, а потом раз …– Марья смешно выпучила глаза и затаила дыхание, создавая
– И что тогда? – спросил заинтересованный Андрейка, любитель остросюжетных историй.
Марья равнодушно хмыкнула.
– Повесилась… мальчики спорят, висит ли ее труп в доме до сих пор. Вот и хотим проверить. Ну, так что? Ты с нами? – Марья хитро сощурилась, пытаясь понять, трусит он или нет. Делала это она нарочито очевидно, чтобы у Андрейки не возникло сомнений в том, что она проверяет его мужественность.
Парень, конечно, проглотил наживку. Невольно приосанившись, он уверенно сказал:
– Пойду, где встречаемся? И во сколько? – к слову, уверенность его не была напускной, он и вправду не боялся. Несмотря на малый возраст, Андрейка уже понял, что в жизни бывают вещи куда страшнее призраков или вампиров – змеи, например, их много там за баней, в высокой траве и на больших камнях. Туда вечно ходит бабушка рвать зверобой для чая. Там так много змей. Гладкие и блестящие, двигаются быстро и бесшумно, словно по волшебству. И что хуже всего – с ними нельзя договориться, как, например, с соседской задиристой собакой. И почему только этот дурацкий зверобой растет именно там?
– Вот и славно. Вечером, в девять часов. Сбор у старого колодца или подходи сразу на место, – отрывисто сказала Марья и тут же быстро засобиралась уходить, решив, что ее задача тут выполнена. – Мне пора, увидимся вечером, – она весело подмигнула ему и пустилась прочь.
Андрейка глядел ей вслед до тех пор, пока ее бежевое в черный горошек платьице не скрылось за поворотом тропинки и еще долго потом пытался выловить в просветах высокой осоки образ рыжих кудрей, тугие пружины которых кое-как сдерживал красный ободок, украшенный блестящими стекляшками.
***
День был в самом разгаре, но теперь уже продолжать рыбачить казалось делом неимоверно скучным. Всеми мыслями Андрейка был уже там – у мрачного, почерневшего от времени гнилого дома на краю деревни, где, по слухам, жила и умерла страшной смертью безумная старуха.
Даже крайне странный инцидент с дядей Митей как-то отошел на второй план и чем дальше, тем больше казался нелепой случайностью и пустяком.
Мальчик все больше представлял, как он бесстрашно пойдет вперед, как первый будет приминать дорожку к двери через густые кусты репейника и крапивы. И как будет вскрывать старый ржавый замок, чтобы компания могла попасть в дом. И когда гнилая половица в доме пронзительно скрипнет, и все девочки разом запищат от ужаса, он как бы случайно возьмет за руку Марью и тогда, тогда… нельзя и представить, что будет, но обязательно должно было произойти что-то хорошее. Тогда она будет каждый день приходить к нему на берег, и вскоре он приведет ее к старому вязу, где они будут вслух читать книги про пиратов, которые ей, без всякого сомнения, очень понравятся. А в конце лета окажется, что ее родители решат переехать в Москву и купят квартиру через два дома от него.
Детские мечтания, дрейфуя по неспешным течениям сознания, не натыкались на скалы холодной логики и безапелляционного опыта, как это бывает у взрослых, раня осколками сердце и вырабатывая стойкий рефлекс – избегать пустых мечтаний. Тягучие и сладкие, словно мед, фантазии Андрейки растекались по уму легко и беспрепятственно, захватывая не только внутренний мир мальчика, но и реальность вокруг. В проплывающих высоко облаках теперь виднелись очертания Марьи, то и дело слышался ее голос, звонкий и беспечный, он доносился то тут, то там.
На душе было легко, но немного неспокойно, примерно как в ожидании подарков на новый год. Сидеть на берегу стало совершенно невыносимым занятием. Андрейка закрутил леску вокруг удочки и бросил ее в ближайшие кусты, а сам пошел прочь от реки – без всякой цели, просто шагая по знакомым дорожкам. Ноги сами направили его к старому вязу. У него не было с собой книг, да и читать вовсе не хотелось, поэтому, задержавшись у дерева на пару минут, похлопав старого друга по грубой, но теплой замшелой коре, он побрел дальше в поле, туда, где вдалеке зеленела ровная кромка леса.
Будучи благоразумным и трезво мыслящим ребенком, обычно он не заходил в лес один, но сегодня он чувствовал себя, как никогда, храбрым и хотел насладиться этим состоянием. Широкими шагами он шел через густую и высокую траву, не боясь ни змей, ни кочек. Высокая трава неприятно щекотала открытые колени, так что через каждых десять метров пути приходилось их расчесывать докрасна. Дойдя до края поля, он оглядел ровную шеренгу высоких сосен, за которой находился густой «грязный» лес, от которого веяло прохладой, сыростью, а еще грибами и перегноем.
Лес начинался так резко, что от залитого полуденным солнцем поля до темного и мрачноватого залесья нужно было сделать всего лишь пару шагов. Когда ты заходил под сень вековых деревьев, как по волшебству наступали сумерки и лишь редкие лучики, пробивающиеся сквозь купола деревьев, не давали зрелищу обмануть тебя – становилось очевидно, что там, высоко, был день, ясный и светлый.
Тревожно озираясь по сторонам, но ежесекундно храбрясь перед самим собой, он уверенно шагал через коряги и поваленные деревья, мягко ступая по мху и молодым кустам черники. Цепкий, внимательный взгляд мальчика по привычке ощупывал окружающее пространство, подмечая моменты и феномены интересные, наверное, только для него одного.
Вот Андрейка видит большое старое дерево, поваленное, вероятно, совсем недавно. Нависая над молодыми деревцами и кустарниками, оно полностью закрывает их от редких солнечных лучей, намного усложняя и без того непростое выживание молодой поросли, которой не повезло родиться в этом темном холодном мирке. Вероятно, молодые сосенки зачахнут в тени мертвого дерева, и Андрейка один, кто станет свидетелем их участи. Ему не жаль деревья – он не хочет им помочь, гораздо больше их ему жаль себя и бабушку. Деревья… все равно пойдут на растопку чьей-нибудь бани, ну, или на доски, столы и стулья. Все одно их ждал печальный конец, а ведь они ничего не чувствовали и не понимали, по мнению мальчика. Чего ради их жалеть?