Рыбкин зонтик
Шрифт:
Баранович ждал меня в том же кабинете, и кофе принес тот же парень. Кофе был сварен отлично. Баранович внимательно поглядел на меня, я ответила ему твердым взглядом. На языке вертелся вопрос, какого черта ему от меня нужно, но я сдержалась. Очевидно, он все же был неплохим физиономистом, потому что догадался сам поскорее начать разговор.
— Я должен поблагодарить вас, Наташа. Вы оказали мне огромную услугу. Разумеется, я бы смог пережить потерю этих денег, но все же нельзя позволять людям безнаказанно обкрадывать себя.
Я представила, что он сделал с Ларисой, и поежилась.
— В милицию вас больше вызывать не будут, там тоже все улажено, — продолжал Баранович, — вас никто в общем-то и не подозревал серьезно, это так, перестраховка. Я знаю, что у вас проблемы с жильем и с родственниками напряженные отношения…
— Нет-нет! — Я даже вскочила с кресла. — С родственниками у меня все нормально! И вообще, я сама со своими родственниками разберусь, это дело семейное!
Не хватало еще, чтобы этот Баранович пытался запугивать моих родственников! Знаю я его методы!
Видя, с каким ужасом я смотрю на него, Баранович рассмеялся, потом стал серьезным.
— Скажите сами, что я должен сделать, я не люблю быть кому-то обязанным.
Вспомнив совет Алексея не зарываться, я тоже стала серьезной и задумалась, не будет ли с моей стороны слишком нагло попросить, чтобы Баранович устроил мне какое-нибудь жилье? Потому что хоть с невесткой мы в последнее время и не очень ругаемся, но это оттого, что она не теряет надежду выпроводить меня к Роману. Она же не в курсе моих проблем… А как бы хорошо получить свою собственную квартирку…
Я уже открыла рот, но тут вдруг перед глазами встала палата реанимации и белый поршень, двигающийся с унылой обреченностью вверх и вниз. И мумия, лежащая на кровати, забинтованная рука, поднимающаяся с трудом… Что будет с ним? Что будет с несчастным обожженным Андреем? Ведь говорила же мне сестра, что дела у него не очень хороши, что нужна операция, а кто будет возиться с ним в той больнице? У него нет ни денег, ни родственников, и даже я перестала к нему ходить…
Я поглядела на Барановича и выпалила одним духом:
— Я хочу, чтобы Андрея Удальцова вытащили из той жуткой больницы и направили на лечение. Врачи говорили мне, что его можно спасти, если сделать операцию. И не одну.
— Вот как? — все-таки мне удалось Барановича удивить.
Я тут же пожалела о своих словах, но дело сделано, ни за что не пойду на попятный. На черный день у меня есть те пять тысяч долларов, которые Лариса заплатила за мою собственную смерть. Найду работу, сниму квартиру, проживу как-нибудь… Зато не буду видеть в ночных кошмарах жуткий белый поршень!
Я улыбнулась Барановичу как можно веселее.
— Ну что ж… — серьезно сказал он, — я рад, что… впрочем, это неважно. Должен вам сказать, что забота об Андрее Удальцове — это не ваша проблема. Этот вопрос я тоже решу сам, хотя, раз вы так настроены… В общем, спрашиваю последний раз: что вам нужно лично для себя? Не тяни время! — рявкнул он совершенно другим голосом. — Я занятой человек!
И тогда я подошла ближе и четко проговорила, глядя в черные живые глаза:
— Однокомнатную квартиру и самый лучший компьютер со всеми прибамбасами, какие только есть!
Баранович хмыкнул и отвернулся. Аудиенция была окончена.
…Я вернулась домой к вечеру, потому что съездила в два-три места насчет работы. Алла встретила меня в коридоре.
— Звонили из больницы, — сказала она, испуганно на меня глядя. — Роман умер.
От неожиданности я пошатнулась, слезы выступили на глазах, но я быстро взяла себя в руки. С чего это меня так разобрало? Ведь Роман умер еще вчера, и я не очень расстроилась. Потом я сообразила, что звонили из больницы и что, следовательно, умер Андрей, которого там до сих пор считают Романом. Ну что ж, я сделала что могла, значит, у него судьба такая.
Следующие три дня я провела в какой-то сонной апатии. Мне ничего не хотелось делать — с трудом заставляла себя принять душ, поесть и ложилась на диван с книжкой, но даже читать не могла — перебегала глазами со строчки на строчку, но не понимала, что происходит с героями.
Звонили какие-то дальние родственники Романа, сообщали про похороны, я отказалась идти. Невестка смотрела на меня с состраданием, но ничего не говорила, очевидно, Лешка провел с ней воспитательную работу. Я же продолжала валяться на диване, как бревно, ни на что не реагируя.
Такое бывало со мной в школе, когда на следующий день после экзамена я лежала, вот так же тупо уставившись в книгу или бездумно слушая музыку… Но тогда приближалось время следующего экзамена, и я брала себя в руки и принималась за учебу, а сейчас апатия казалась бесконечной. Я чувствовала себя опустошенной и выпотрошенной, так что годилась сейчас только на чучело.
Представила себе это чучело в музее с табличкой:
«Разочарованная женщина», — и невольно улыбнулась.
Ну, если я могу улыбаться — значит, еще не все потеряно.
Я села за стол и посмотрела на себя в зеркало.
Лицо бледное, под глазами мешки, кожа какая-то тусклая… нет, надо встряхнуться, привести себя в порядок, заняться поисками работы…
Прошло три дня, а Баранович никак не проявился, стало быть, он посчитал мои требования слишком наглыми или вообще забыл обо мне.
На утро четвертого дня в дверь квартиры позвонили.
Я доплелась до прихожей и подозрительно спросила:
— Кто там?
— Алексей Соловьев здесь проживает? — осведомился молодой голос за дверью.