Рыцарь бедный
Шрифт:
Не упустили возможности посыпать солью свежие раны великого русского шахматиста и так называемые отечественные «меценаты».
Самое крупное оскорбление из них нанес Чигорину московский миллионер Бостанжогло, который, вместо того чтобы финансировать матч Чигорин – Ласкер и помочь Михаилу Ивановичу восстановить прежнее реноме, или вместо того чтобы организовать новый матч-турнир корифеев, но на этот раз в гостеприимной Москве, предпочел бухнуть десяток тысяч для организации в конце того же, 1896 года матча-реванша между Стейницем и Ласкером. Это была чистейшая демонстрация истинно русского болельщика Бостанжогло! Ведь шестидесятилетний Стейниц не имел никаких шансов на возвращение шахматной короны. Экс-чемпион мира в
Самое печальное в итогах петербургского матча-турнира, долженствовавшего подчеркнуть права Чигорина на личное мировое первенство, было то, что он их начисто уничтожил. Блестящий успех молодого чемпиона мира сочетался с выигрышем Ласкером матча у Чигорина с разгромным счетом 5:1 (четыре победы при двух ничьих). Это было полное крушение надежд русского маэстро.
Решило судьбу матча-турнира вообще и Чигорина, в частности, одно качество, которое Чигорин ничем не мог бы возместить: молодость чемпиона мира, полного сил и энергии. Михаил Иванович понял, что он опоздал и уже не имел достаточно жизненных сил, чтобы щедро расходовать их в изматывающей борьбе за шахматную корону. Он сознавал, что еще может играть (и хорошо!), не раз добиваясь новых крупных успехов. Он знал, что по-прежнему останется великим шахматистом в глазах шахматного мира, но вопрос о борьбе за мировое первенство уже отпал навсегда!
И Чигорин пал духом. С тех пор он уже не прежний «шахматный Наполеон» или Суворов, и даже не Наполеон на острове Эльба. Это – Наполеон после Ватерлоо!
Подобно Фаусту, он теперь охотно продал бы душу Мефистофелю. В ушах Чигорина звенела фиоритура из оперы Гуно, которую он слушал совсем недавно: «Я хочу сокровища, которое заключает в себе все богатства мира: я хочу молодости!» Ведь за кипящим энергией Ласкером вставала целая шеренга столь же молодых и хорошо подготовленных к шахматным боям международных маэстро, среди которых выдвигались новые и новые претенденты на мировое первенство.
Горько было на душе и по другой причине. Ни тогдашние горластые болельщики, упрекавшие Михаила Ивановича в неожиданном провале, ни богатые и знатные горе-покровители типа Сабурова и Бостанжогло, ни газетные рептилии петербургской желтой прессы, ни даже люди, искренно и горячо жалевшие о неуспехе Чигорина, не понимали главного. Ведь он только потому не выстоял в изматывающей борьбе с могучими молодыми соперниками, что лучшие годы жизни шахматного спортсмена посвятил развитию отечественного шахматного движения, во имя этого добровольно отказавшись от лавров побед на международных соревнованиях.
И вот в самый трагический момент его жизненного пути русское общество вместо моральной поддержки и материальной помощи проявило полное бездушие и вопиющую неблагодарность!
Глава восьмая
Без иллюзий и без надежд
Тарраш неспроста отказался от участия в матче-турнире чемпионов. Он правильно решил, что там его успех более чем сомнителен, а лучше бить наверняка. Привыкший к победам в международных турнирах Германского шахматного союза, Тарраш надеялся, что именно в таком соревновании даже при участии всех четырех могучих соперников он сможет доказать свое превосходство над ними и прежде всего над ненавистным ему чемпионом мира Ласкером.
И вот в июле 1896 года в родном городе Тарраша – Нюрнберге начался крупный международный турнир при девятнадцати участниках, в котором играли почти все ведущие маэстро, выступавшие и в Гастингсе.
Ожидания Тарраша оправдались далеко не полностью. Турнир оказался триумфом молодого поколения вообще и Ласкера, в частности.
Чемпион мира ваял первый приз, проиграв, правда, три партии (Пилсбери, Яновскому и Харузеку – трем восходящим звездам), но выиграв у Тарраша, Стейница, Чигорина и других представителей старшего и среднего поколения.
Второй приз завоевал талантливый молодой венгерский маэстро Геза Мароци, третий и четвертый призы поделили Пилсбери и Тарраш, проигравший вопреки своим ожиданиям и Ласкеру и Пилсбери. Пятый приз взял Яновский, шестой – Стейниц. Седьмой и восьмой призы поделили молодые талантливые немецкие маэстро Вальбродт и Шлехтер.
Михаил Иванович неожиданно остался вообще без приза и играл поразительно неровно. Начал он турнир неплохо и в первых девяти партиях набрал 7 очков, проиграв, к сожалению, Ласкеру, имея против чемпиона мира не только лучшую позицию, но и лишнюю пешку. Но в следующих девяти турах Чигорин набрал только 2 1/2 очка. Всего в итоге турнира Михаил Иванович набрал 9 1/2 очков и поделил девятое и десятое места со своим соотечественником Шифферсом, также начавшим постоянно выступать в международных турнирах. Но беда была не в спортивном неуспехе, а в том, что Чигорин исключительно неудачно сыграл с восемью призерами, набрав против них всего полтора очка (ничья с Мароци и выигрыш у Яновского). Проигрыши и старым соперникам (включая Ласкера, Стейница и Тарраша) и представителям молодого поколения (Пилсбери, Шлехтеру и Вальбродту) подтверждали то, что трагедия в Петербурге не была случайной.
На обратном пути из Нюрнберга на родину Чигорин заехал в Прагу. Чешские любители исключительно радушно приняли Михаила Ивановича, – не только как знаменитого шахматиста, но и благодаря симпатии к представителю братского народа.
Это очень подбодрило русского маэстро. Он понял, что, несмотря на последние неудачи, его имя не померкло в глазах ценителей его дарования и что даже шахматная деятельность, которой столь мало придавали значения правящие круги царской России, помогает укреплять дружественные международные культурные связи.
Михаил Иванович решил взять себя в руки и в очередном наступлении напрячь все силы для восстановления прежнего реноме.
Вернувшись на родину, Михаил Иванович конец лета отдыхал на даче, поняв наконец справедливость поговорки «в здоровом теле здоровый дух», а затем выехал в Будапешт. Там в октябре в честь тысячелетия Венгрии был организован международный турнир. Хотя число участников было невелико, но среди них было много выдающихся маэстро. Из прежних соперников отсутствовали только Ласкер и Стейниц, готовившиеся к матчу-реваншу между собою.
Чигорин провел все соревнование с блеском. Он обогнал Пилсбери, занявшего третье место, победил Тарраша, оказавшегося лишь на восьмом месте, и закончил турнир, набрав 8 1/2 очков в двенадцати сыгранных партиях.
Столько же очков набрал даровитый 23-летний чех Рудольф Харузек. Это был блестящий мастер атаки, считавший себя учеником Чигорина. И по стилю игры, и по дебютному репертуару, и по общему отношению к игре как искусству, он действительно очень походил на Михаила Ивановича. Ласкер, которого неукротимый Харузек в их первой и последней встрече на турнире в Нюрнберге буквально разгромил, считал своего победителя самым опасным будущим соперником в борьбе за мировое первенство. Чигорин писал о Харузеке, что тот «самый одаренный из молодых маэстро». Сохранился и другой отзыв Чигорина о Харузеке в письме Павлову 27 декабря 1896 года: «Направление в игре, которому следуют современные игроки, есть направление, так сказать, ремесленника (Стейница к ним не присоединяю), а не творца-художника. Вы понимаете, что я хочу сказать. Народится второй Морфи и поколотит их всех. Не Харузек ли будет им? Весьма возможно».