Рыцарь и его враги
Шрифт:
В сопении Чалмерса зазвучали саркастические нотки.
— Мир, Гарольд, — это не китайская головоломка с коробочками. Миры фантазий внутри фантазий могут быть прямо-таки смехотворными и…
— Чудовищные исчадия ада! — вдруг возопил Дон Кихот. — Освободите немедленно благородную принцессу, которую вы насильно удерживаете в этой карете, либо приготовьтесь принять мгновенную смерть в отместку за ваши гнусные деяния.
Чалмерс прервал свою лекцию, а Ши посмотрел вниз на дорогу, ища взглядом причину столь бурного возмущения Дон Кихота. Двое мужчин в черных одеждах, широкополых шляпах и с масками
— Я помню этот случай, — зашептал Чалмерс. — Они бенедиктинцы, мирные монахи. В романе сказано, что они всего лишь ехали верхом впереди экипажа и ничего общего не имели…
Один из мужчин, лицо которого по-прежнему было скрыто под маской, сказал:
— Господин рыцарь, мы, бедные мирные монахи ордена святого Бенедикта, едем по своим делам. Мы ничего не знаем ни о каких принцессах.
— Видите? Он готовится к нападению, а они готовятся к бегству, — предсказывал Чалмерс дальнейшее развитие событий.
Как и следовало ожидать, Дон Кихот закричал:
— Не морочьте мне голову, я же знаю вас, гнусные мерзавцы! — После этого он взял копье наперевес и приготовился к бою.
Однако монахи-бенедиктинцы не бросились наутек, как предсказывал Чалмерс. Вместо этого один из них стал делать руками в воздухе какие-то пассы, а второй запел что-то и метнул пригоршню порошка в принявшего боевую позу рыцаря. Внезапно густые заросли высокого кустарника с ветвями, усыпанными острыми, поблескивавшими на солнце шипами, выросли поперек дороги. Дон Кихот взмахнул копьем и гулким воинственным голосом воззвал к своей даме Дульсинее, после чего кустарник задымился, затем вспыхнул ярким пламенем и пропал с дороги, как будто его там никогда и не было.
За кустарником открылось море. Переодетые волшебники и громадный экипаж исчезли.
— Ага! — проревел Дон Кихот и коснулся копьем воды. Вода, зашипев, расступилась, и Росинант поскакал легким галопом между двумя возвышавшимися стенами воды. По мере продвижения рыцаря по этому водяному коридору море постепенно уменьшалось, а когда рыцарь и его конь достигли противоположного берега, от водной глади осталась лишь небольшая лужа, которая быстро испарилась под горячим полуденным солнцем.
Волшебники были погружены в работу, готовя очередное заклинание. Дон Кихот, пустив коня галопом, подъехал к ним.
— Фрестон, мерзкая падаль, я знаю, это твоих рук дело! Я сниму с тебя голову во имя Господа и всего святого! — Рыцарь погрозил копьем.
Санчо Панса держался позади, не переходя за черту, где прежде волшебный кустарник перегораживал дорогу; при этом он размашисто и истово крестился и громко молился за избавление от злых волшебников.
Ши соскочил со своего санезнача, благодаря судьбу за передышку от сидения на чрезвычайно неудобной спине животного. Он видел магические атаки и манипуляции, которые предпринимали рыцарь и двое волшебников, и, как всегда в таких случаях, его начала преследовать раздражавшая и не дававшая покоя мысль о том, что он пропустил нечто очень важное.
— Послушайте, док, — сказал он, — а ведь Дон Кихоту в его соглашении с Богом было поставлено условие не участвовать ни в каких сражениях, причиной которых не является освобождение Флоримель?
Чалмерс, не сводя глаз с Дон Кихота, ответил:
— Хммм… похоже, что так.
Ши, сделав над собой усилие, снова вскочил на санезнача.
— Значит, если сражение не ради Флоримель, ему не выйти из него победителем.
— Он сражается с Фрестоном, одним из персонажей его галлюцинаций, — сказал Чалмерс. Выражение зависти промелькнуло на его лице, когда Дон Кихот превратил одного из волшебников в маленькую зеленую птичку. — Почему же я не могу сделать этого? — пробормотал Чалмерс.
Преображенный чародей вновь превратил себя в человека и вытянул руки с растопыренными когтистыми пальцами в сторону Дон Кихота. Что-то, даже на взгляд — отвратительно скользкое и липкое, брызнуло с концов его пальцев и облепило Дон Кихота.
— Здесь ведь два чародея, док. Что, если Фрестон и Маламброзо объединили усилия? И не могла ли Флоримель находиться в том экипаже?
Санчо прервал на мгновение свое молебствие и посмотрел на обоих психологов негодующим взглядом.
— Конечно, госпожа Флоримель в этом экипаже. А для чего же еще мы пошли по этой дороге? А для того, чтобы повстречать здесь этих волшебников. И ради чего великий рыцарь Дон Кихот вступил с ними в бой?
Ши с Чалмерсом переглянулись. Лицо Чалмерса исказилось в гримасе.
— Гарольд, я должен заявить свой протест против вашего участия в этом бою. Если бы вы не вернули Дон Кихота в галлюцинаторное состояние, в котором он пребывал прежде, Флоримель была бы с нами и мы все уже были бы дома. — Психолог теребил поводья своего санезнача. — Если вы не будете вмешиваться, к Дон Кихоту снова сможет вернуться здравый рассудок. Однако, если вы будете стимулировать его галлюцинации своим участием в них, мы наверняка потеряем все шансы повлиять на происходящее, а я могу навсегда лишиться Флоримель.
Гарольд Ши удивленно поднял брови, а затем медленно покачал головой:
— Дон Кихот не выйдет из состояния галлюцинаций. Вы преобразили его в сеньора Кихану. Подумайте об этом, Рид. Я логически допускаю, что эта ситуация является прекрасной иллюстрацией к вашей теории галлюцинаторных состояний, за исключением того, что мы находимся в мире, к которому Кихана подключился, а не в мире, где он на самом деле существовал.
Лицо Чалмерса побагровело, и он спросил:
— Но если мы пребываем в мире, основанном исключительно на принципах магии, то почему моя магия здесь не работает?
Внимание Ши переключилось на сражение между Дон Кихотом и чародеями. Невероятные вещи творились на поле битвы. Воздух содрогался от громоподобных обетов и контробетов. Пламя то вспыхивало, то угасало; грозовые фронты появлялись и исчезали. Один из чародеев материализовал тучу громадных летучих мышей, мгновенно превращенных Дон Кихотом в розы, которые упали на землю и устлали собой всю равнину, как будто кто-то сделал галантное подношение невидимым девам. Дон Кихот наслал на чародеев гигантскую ящерицу, а они ее превратили в крохотную, забавно тявкавшую комнатную собачку.