Рыцарь в клетке
Шрифт:
Сказал совершенно искренне. Образование в Японской империи оставляло желать лучшего. Это «лучшее» можно было бы найти где угодно, за исключением Африки и Австралии. Мне, как и всем остальным приезжим, приходилось доучиваться в домашних условиях. После получения (или не получения) документов о местном высшем образовании, мы, ученики Якусейсшо из других стран, уже договорились вызвать приемное жюри из Гейдельбергского университета ради получения настоящего диплома. За свои деньги. Местные власти об этом знали, но хранили угрюмое уязвленное молчание.
Не хотят
А тем временем меня цепко схватили за самое сокровенное теплой девичьей ладошкой, начав вполне профессионально мять. Я прищурился, с подозрением посматривая на кицуне, которая была ниже меня на полторы головы. Веселые глазки существа, родившегося во времена моей пра-пра-бабки, не отрывались от моих.
— Эмберхарт-сан, а вы половой жизнью живете? — у Татагавы Сиори получилось совместить в тоне голоса нотки профессионального интереса с чистой похабщиной.
— Еще нет, — чистосердечно ответил я, подавляя сильное желание захрюкать от получаемых ощущений как свинья под дубом. Внутренний самоконтроль орал во всю глотку о том, что ксенофилия и геронтофилия совершенно не мой профиль. Тело с трудом верило… но верило.
— Зря, — разочарованно вынесла вердикт лиса, отпуская мои причиндалы и направляясь к рукомойнику.
Что ответить я не нашелся.
— Так, теперь давайте осмотрим ваш тыл, Эмберхарт-сан, и можете быть свободны, — с этими словами кицуне зашла с нужного ракурса… и надолго замолчала, ничего не делая.
Что это с ней? Ах, да…
— Это то, что я думаю? — раздался сдавленный голос докторши.
— Понятия не имею, о чем вы думаете, глядя на мою спину, — вздохнул я, — Но буду признателен, если вы продолжите заниматься своим делом.
Мое пожелание было напрочь проигнорировано. Вместо этого ладони кицуне легли мне на спину, а спустя какую-то секунду туда же ткнулся мокрый и холодный нос вновь преобразившейся женщины. Всё это богатство начало путешествовать по моей спине, причем девушка вовсе не постеснялась прижаться ко мне вплотную, чтобы обнюхать и ощупать верх этой самой спины.
— Это же печать Райдзина… — выдохнула она, — Настоящая! Не татуировка!
Я скривился. Настроение покатилось вниз. Почему у меня даже обычный медицинский осмотр, пусть и проводимый человеколисом, обязательно превращается в нечто, выходящее за рамки обычной жизни?
Моя с Рейко встреча с бывшим китайским демоном грома и молний, исполняющим сейчас обязанности бога той же самой фигни, но уже в Японии, окончилась не совсем так, как я этого ожидал. В моей просьбе, которую донесли до этого краснокожего верзилы, значилось лишь одно — помочь нам с Рейко воспитать нормальных детей, а не сварливых, драчливых и задиристых Иеками, толку от которых всем, включая и их самих, было как от козла молока. Мы рассчитывали на совет, на методику воспитания, в самом худшем случае — на редкие визиты самого Райдзина. Вместо этого, по велению этого… детинушки, с неба на нас рухнули две толстенные молнии, прибив обоих к вершине горы Хикарияма. Эти молнии превратили наши с Рейко спины в настоящее произведение искусства из сотен переплетающихся ожогов в форме молний, образующих в центре символ самого Райдзина.
Его метку, благодаря которой наши дети будут вести себя куда послушнее. С нами двумя, разумеется, но это позволит их вырастить достойными членами общества без использования традиционной для Иеками Клетки.
Обратная сторона же… ну, мне-то ни холодно и ни горячо, а вот как ругалась Рейко на «изуродованную спину»… Сквозь слёзы счастья, но от всей своей горластой души.
— Доктор-сан, я прошу вас вернуться к исполнению ваших обязанностей, — резко и холодно прервал я поток почти бессвязных вопросов, вырывающихся из кицуне, у которой взбесились оба хвоста, — Метка на моей спине является внутренним делом рода Иеками!
Неудовлетворенное женское любопытство. Всегда любил это выражение лиц у представительниц прекрасного пола — жалобное, гневное, отчетливо жаждущее и нетерпеливое. Просить о том, чтобы лиса-оборотень молчала, я не собирался. Бесполезно, да и будет куда как эффективнее, если о наличии наших с Рейко меток будут знать как можно большее число людей. Это должно похоронить последние надежды у тех, кто хотел бы занять мое будущее место в роду Иеками.
Кицуне в отместку выпихнула меня из кабинета, даже не дав привести одежду в порядок, чем и пришлось заниматься в коридоре. Завистливо оглядевший меня студент, стоявший за мной в очереди, все не так понял. Ну, как минимум, его тоже схватят за то самое. Интересно, сильно потом разочаруется?
Неспешно хромающая по коридору мимо меня фигура внезапно остановилась, чем отвлекла мое внимание от разглядывания складок на пиджаке.
Цурума Шино.
Моя бывшая телохранительница, атаковавшая моих слуг и близких по приказу младшего брата императора. Оказавшая помощь похитителям Рейко. Предавшая доверие. Выжившая лишь благодаря просьбе моей другой телохранительницы, Гэндзи Момо. До сих пор хромающая потому, что я, во имя исполнения просьбы теперь уже моего личного Паршивого Котенка, перерезал ей сухожилия на руках и ногах.
Пурпурноволосая девушка с изумительной фигурой стояла и молча смотрела на меня нечитаемым взглядом. Я уже развернулся, чтобы уйти, как в спину донеслось:
— Я бы очень хотела, чтобы все сложилось иначе, Эмберхарт-кун.
— Мнение вещи не интересует никого. Даже их хозяев.
Слова сами сорвались с губ. Грубые, злые, жестокие и… заслуженные. Самой Цурумой, традициями и обычаями её страны. Моим незавидным положением человека, который даже отомстить по-человечески за гибель Азата ибн Масаваля Исхака Аль-Батруджи сейчас не мог. Кому мстить? Семье того, кому недавно поклялся в верности? Гражданство чьей страны принял?
Впрочем, зря рефлексирую, так как сказанное есть истина. За закушенной от обиды губой, за бледным лицом той, кого я считал боевым товарищем и принимал в собственном доме, кроется лишь послушная вещь императорской семьи, считающая, что величайшим достоинством её рода будет исполнение приказов повелителей. Цурума, получив указания, могла предупредить. Могла выйти из особняка, объявив Уокеру, что становится врагом. Но разве хороший инструмент может сам, своими собственными руками и ногами понизить свою эффективность? Нет.