Рыцарь Золотого Сокола
Шрифт:
— Никакого подвоха, Ваше Величество. Мне доложили совершенно определенно, что в свите королевы Талшамара всего двенадцать вооруженных рыцарей.
Только теперь опасения, не оставлявшие Мелесант много дней, начали понемногу отступать. Предстоящее возвращение сына страшило королеву. Она была совершенно уверена, что он давно уже догадался, кто помог королю Генриху, и явится на остров с целым войском — во всяком случае, она бы на его месте поступила именно так.
— Он что, вообразил, что сможет одолеть меня с этой жалкой кучкой талшамарцев? — презрительно усмехнулась она. — Да мои кастильские
Эскобар слегка поклонился, не высказывая никакого мнения. Никто, включая и его самого, не решался говорить с королевой Мелесант откровенно: все боялись ее вздорного характера и внезапных приступов ярости.
— Ваше Величество, вы поступили очень мудро, вызвав на Фалькон-Бруин кастильских воинов. Местные жители, насколько мне известно, почти поголовно хранят верность вашему покойному супругу и его наследнику. Многие из них ропщут на ваше правление и уверяют, что королем Фалькон-Бруина должен стать принц Райен. Так что следует остеречься.
Мелесант по-кошачьи прищурилась и вцепилась в руку Эскобара.
— Так выведай, кто так жаждет видеть моего сына на престоле! Пусть покуда посидят по темницам и понюхают плетки.
Эскобар покосился на свою руку. Царапины, оставленные ее длинными ногтями, вздулись и покраснели. Тем не менее он как ни в чем не бывало продолжал.
— Не всегда легко отыскать смутьяна, Ваше Величество. Бывает, что между собой люди говорят свободно, но, едва появится посторонний, тут же умолкают. Впредь мы постараемся следить за ними внимательнее. Но одно можно утверждать точно: крестьяне боятся наших кастильцев. Будем надеяться, что это удержит их от мятежа.
— Доверчивый болван! Ты должен послать в деревню дельных шпионов и выяснить, кто баламутит остальных. Зачинщиков надо искать, самых толковых и уважаемых. Неужто сам не можешь справиться с таким простым делом?
Эскобар знал, что, когда королева начинает говорить таким тоном, ей лучше всего не возражать. Он мог всецело владеть ее телом по ночам, зато каждый Божий день она щедро изливала на него свое презрение и насмешки. Он готов был безропотно сносить от нее все унижения, лишь бы эта женщина, пьянившая его как вино, не гнала его прочь. Посему сейчас он прежде всего поспешил ее успокоить.
— Я немедленно этим займусь, Ваше Величество.
— Как ты думаешь, она хороша собой? — неожиданно спросила Мелесант.
— Простите, миледи, я не понял, кого вы имеете в виду.
— Жену Райена, разумеется. Господи, Эскобар, ты же только что прибыл из Англии! Неужели ты ничего не можешь мне рассказать об этой талшамарке?
— Сам я ее не видел, а из тех, кого я расспрашивал, никто не мог мне толком описать ее.
— Выходит, что ты оказался не умудренным опытом посланником, а простым посыльным. Лучше бы я отправила в Англию кого-нибудь другого, порасторопней и посообразительней.
Он поклонился, пытаясь оправдаться:
— Я сделал все, что мог, Ваше Величество.
— Я помню ее мать, — задумчиво проговорила Мелесант. — Все считали ее красавицей, но, по мне, для женщины она была слишком долговяза. Мужчины не любят высокорослых женщин. — Она сделала выразительную паузу.
Эскобар знал, когда с королевой лучше помалкивать, но умел и вовремя вставить слово. Сейчас она явно ждала от него комплимента. Она всегда была крайне озабочена собственной наружностью — насколько он мог судить, это была ее единственная по-настоящему женская слабость, и ею следовало пользоваться в полной мере.
— Ваше Величество, ничья красота никогда не сравнится с вашей. Вы неотразимы, бесподобны, у меня, право, не хватает слов.
На ее губах появилась самодовольная улыбка.
— Да, когда-то я считалась первой красавицей в Кастилии. Я познакомилась со своим будущим мужем, когда мой отец взял меня с собой в Париж. Отец тогда был посланником во Франции, а Бродерик — гостем французского короля. Помню, Людовик устроил в Королевском замке какое-то торжество в честь Фалькон-Бруина — вот тогда-то я и постаралась произвести наилучшее впечатление на наивного фалькон-бруинского короля. Я надела свой единственный приличный наряд и очень удачно разыграла перед ним невинную деву. Не понимаю, почему мужчины так падки до невинности? Впрочем, так им и надо! Бродерик настолько увлекся, что твердо решил сделать меня своей королевой, хотя во мне не было ни капли королевской крови… Но все это в прошлом. — В голосе ее опять появились нотки недовольства. — Это раньше я кружила мужчинам головы, так что ради меня они готовы были пойти на все. Но время бежит, скоро, боюсь, мне придется обходиться без их преданности…
— На мою преданность, миледи, вы можете рассчитывать всегда. — В темных глазах Эскобара появилось то особенное выражение, значение которого она всегда определяла безошибочно. — Я навеки ваш раб душою и телом.
Мелесант почувствовала, как темная страсть, давно вошедшая у них обоих в привычку, начала понемногу разгораться.
— Да, много лет ты был моим верным рабом. Но настанет день — и ты, как и все, покинешь меня…
— Никогда, Ваше Величество! — воскликнул он, сжав ее запястье. Его горячая ладонь медленно двинулась вверх по ее руке к плечу и оттуда на грудь. — Я слишком долго был в разлуке с вами, и теперь желание жжет меня нестерпимым огнем.
Мелесант закрыла глаза. Да, ей тоже сильно недоставало Эскобара и его ласк. Не раз она пыталась разобраться, что так влечет ее к нему. Он не хорош собою, скорее дурен, никакой любви к нему она не испытывала — она вообще не любила никогда и никого. Бог лишил ее этой способности, ибо тщеславие в ней всегда преобладало над чувствами. Правда, в сердце ее всегда находилось место дикой ревности, и она частенько предупреждала Фернандеса, что, если он вздумает изменить ей с другой, ему не жить на этом свете.
Словом, когда Эскобар ногой — так как руки его в эту минуту гладили ее выпяченные груди — закрыл дверь, Мелесант не возражала. Одна его рука скользнула за низкий вырез ее платья. Королеву охватила дрожь, у нее вырвался стон, и дыхание сделалось частым и неровным. Ноги подкашивались, хотелось сейчас же сорвать с себя все одежды и отдаться ему прямо здесь, на полу.
Эскобар рывком сдернул лиф платья с ее груди и впился губами в один сосок, продолжая ласкать ладонью другой. Мелесант запрокинула голову. Когда его горячие влажные губы добрались до ее рта, все ее извивающееся тело превратилось в одно-единственное страстное желание.