Рыцарь
Шрифт:
— Вот, возьмите! — проговорил он. Сквозь слезы она разглядела бокал с шампанским, который протягивал ей ее новый сосед.
— Не смущайтесь, берите! — настаивал он. — Это вам поможет!
— Вы что… а… американец, наверное? — спросила она, глотая слезы.
— Я из Колорадо. А вы?
— Из М… М… Мэна, — с трудом выговорила Дуглесс и, взяв у него бокал, принялась пить так поспешно, что поперхнулась. — У ме… у меня двоюродные братья в Колорадо.
— Да что вы? А где?
— В Чэндлере, — ответила она, чувствуя, что слезы уже не льются так сильно, как раньше.
— А это не Таггерты, случайно? —
Она смогла лишь кивнуть в ответ.
— Когда-то я ездил с отцом в Чэндлер и там встречался с Таггертами, — проговорил незнакомец и представился:
— Меня зовут Рид Стэнфорд. — Он протянул руку, намереваясь обменяться рукопожатиями, но когда она не приняла его руки, сам взял ее руку в свою и, пожимая, проговорил:
— Очень приятно познакомиться с вами! — Он продолжал держать ее руку в своей и молча смотрел, пока Дуглесс не выдернула свою руку.
— Прошу прощения.
— Вот что, — сказала она тогда, — господин…
— Стэнфорд, — подсказал он.
— Да. Мистер Стэнфорд, — начала она, шмыгнув носом. — Я понятия не имею о том, чем именно умудрилась произвести на вас впечатление этакой легкой на «съем» девицы, но смею вас заверить, что я вовсе не такая. Так что, по-моему, вам лучше всего забрать с собой свое шампанское и вернуться на свое место! — Произнеся все это, она изо всех сил старалась быть по-королевски чопорной, но как-то не получалось, поскольку нос у нее покраснел, глаза опухли, а по щекам струились слезы.
Он, однако, и не подумал забрать свой бокал и никуда не ушел.
Дуглесс начала злиться. Может, он — извращенец, обожающий плачущих женщин?! Интересно, что там, черт побери, могло приключиться с ним в детстве, что заставляет его возбуждаться при виде слез?
— Если вы сейчас же не уйдете, мне придется позвать стюардессу, — решительно проговорила она.
Повернувшись к ней, он поглядел ей в глаза и сказал:
— Пожалуйста, не зовите! — И что-то было такое в выражении его глаз, отчего рука Дуглесс, уже протянувшаяся к кнопке вызова стюардессы, повисла в воздухе. — Вы должны мне верить, — проговорил между тем сосед. — Я за всю свою жизнь никогда не делал ничего подобного! То есть хочу сказать, никогда прежде я не клеился ни к одной женщине в самолетах! И даже за стойками баров не клеился, если хотите знать! Дело попросту в том, что вы мне кого-то напоминаете!
Дуглесс больше уже не плакала: что-то знакомое было в том, как он слегка крутанул головой.
— Кого же? — спросила она.
Он легонько усмехнулся в ответ, и сердце в груди Дуглесс забилось: Николас иногда усмехался точно так же!
— Если бы я и рассказал вам, вы бы мне все равно не поверили — слишком уж это показалось бы вам неестественным! — проговорил он.
— Что ж, опробуйте это на мне! Воображение у меня очень развито!
— Ну хорошо, — сказал он. — Вы напоминаете мне одну даму на портрете.
Теперь Дуглесс уже слушала его очень внимательно.
— Когда я был еще ребенком, лет одиннадцати, что ли, мои родители вместе со мной и старшим братом на год переехали на жительство в Англию — мой отец там работал. А мать имела привычку таскать брата и меня по всяким антикварным магазинам, и, боюсь, я не слишком-то был признателен ей за эти выходы. Так все и шло, пока в один прекрасный день, в субботу, я не увидел этот портрет. — Он немного помолчал и, наполнив опустевший бокал Дуглесс, продолжал:
— Это была миниатюра, выполненная маслом, где-то еще в шестнадцатом веке, и представляла собой портрет некой дамы. — Тут он посмотрел на нее, и взгляд его был почти ласкающим — несмотря на ее распухшую от слез физиономию! — Мне очень захотелось иметь этот портрет, — продолжал сосед. — Я этого не в состоянии толком объяснить: не то чтобы я попросту хотел его иметь, нет, я должен был получить его! — сказал он и, улыбаясь, продолжал:
— Боюсь, что в тот момент я был — как бы выразиться поточнее? — не слишком послушным ребенком, озвучивающим громким голосом свои просьбы. Портрет оказался чрезвычайно дорогим, и мать не желала и слушать мои настойчивые просьбы. Однако я не соглашался ни с каким «нет» в качестве ответа на них! В следующую же субботу я самостоятельно сел в метро, вернулся в тот антикварный магазин и все, что у меня было, отдал в качестве предварительного взноса в уплату за портрет. А было у меня что-то около пяти фунтов. — Повернув к ней голову и улыбаясь ей, он продолжил:
— Теперь-то, возвращаясь памятью к тем событиям, я думаю, что старик владелец магазина решил, что я хочу стать коллекционером картин. Но я вовсе не собирался ничего коллекционировать: мне был нужен один лишь этот портрет!
— Ну и что же, вы получили его? — шепотом спросила Дуглесс.
— О да. Мои родители сперва подумали, что я спятил, и решительно заявили, что миниатюра елизаветинских времен — вовсе не игрушка для ребенка, но, когда увидели, что неделю за неделей я трачу все свои карманные деньги только на плату за этот портрет, стали мне помогать. А затем, как раз перед самым нашим отлетом из Англии, когда я почувствовал, что мне никогда не накопить денег на этот портрет, отец повез меня в антикварный магазин и купил его мне в подарок. — Сказав это, сосед откинулся на спинку кресла, как если бы это был конец всей истории.
— А этот портрет у вас при себе? — опять шепотом спросила Дуглесс.
— Да, он всегда со мной — я с ним никогда не расстаюсь. Хотите взглянуть?
Дуглесс только и смогла, что кивнуть в ответ. Из внутреннего кармана пальто сосед извлек маленький кожаный футляр и передал его Дуглесс. Медленно-медленно она открыла крышку. Там, на подкладке из черного бархата, покоился тот самый ее миниатюрный портрет, который некогда заказал Николас. Не спрашивая разрешения, она извлекла его из шкатулки, перевернула и подставила его оборотную сторону к свету.
— «Душа моя найдет твою», — проговорил Рид. — Вот что там написано, а вместо подписи — большое "К". Мне всегда хотелось понять, что именно означают эти слова и что обозначает это "К".
— "К" — Колин! — не задумываясь воскликнула Дуглесс.
— А откуда вы это знаете? — спросил он.
— Что именно?
— Ну, что мое второе имя — Колин. Полностью меня зовут Рид Колин Стэнфорд.
Теперь она наконец по-настоящему внимательно посмотрела на него. Он же посмотрел на портрет, а потом на нее, и взгляд его при этом был такой же, как у Николаса, — из-под ресниц.