Рыцарь
Шрифт:
В конечном счете она и без помощи Николаса отыскала нужную дорогу и поскакала по ней, пока не оказалась перед порогами, на которых была прикреплена небольшая латунная табличка с надписью «Гошок-холл». Заехав внутрь и продвигаясь по въездной дорожке, она увидела огромный, прямоугольной формы дом, напоминающий крепость, и великолепный парк, расположенный на холмах.
Дуглесс немного смущалась из-за того, что явилась в дом без приглашения и без предварительного оповещения хозяев, но Николас был уже у входа — он спешился и направлялся к какому-то высокому, несколько неряшливого вида мужчине, который, стоя на
— Вам не кажется, что нам прежде всего следовало бы постучаться в парадную дверь? — спросила Дуглесс, поравнявшись с Николасом. — Быть может, лучше было бы вызвать мистера Хэарвуда и сказать ему, что нам хотелось бы ознакомиться с документами?
— Нет. Вы теперь находитесь в моих владениях, — ответил ей Николас и пошел прямо к садовнику.
— Но, Николас! — прошипела она ему вслед.
— Вы — Хэарвуд? — спросил Николас у садовника. Высокий мужчина обернулся и поглядел на Николаса. У него были голубые глаза, светлые волосы, уже начавшие седеть, а кожа на лице — чистая и розовая, как у младенца. Нельзя сказать, что вид у него был интеллигентный.
— Да, это я, — ответил мужчина. — А мы с вами разве знакомы?
— Я — Николас Стэффорд из Торнвика.
— Хм?! — произнес мужчина и поднялся с колен, даже не потрудившись отряхнуть грязь со своих старых брюк. — А вы — не из тех ли Стэффордов, чьего беспутного сынка когда-то осудили за измену?
Как показалось Дуглесс, мужчина говорил о событии так, как если б это произошло, скажем, лишь в прошлом году.
Хэарвуд оглядел сперва Николаса, а затем его лошадь. На Николасе был очень дорогой костюм для верховой езды, а на ногах высокие черные ботинки, начищенные до блеска, и Дуглесс вдруг почувствовала себя этакой замарашкой в своих джинсах «Найк» и хлопчатобумажной рубашке фирмы «Леви».
— Это вы на нем сюда прискакали? — поинтересовался Хэарвуд.
— Именно, — ответил Николас. — До меня дошли слухи, что вы тут обнаружили кое-какие документы, относящиеся к моему семейству.
— А, да-да, мы их нашли, — улыбаясь, ответил Хэарвуд. — Да, мы на них наткнулись, когда обвалилась одна из стен — похоже, кто-то припрятал их там. Пойдемте в дом, выпьем по чашечке чая и поглядим, можно ли сейчас сыскать эти бумаги. Мне кажется, они у Арабеллы.
Дуглесс тоже вознамерилась было пойти следом за ними, но Николас, небрежно глянув на нее, сунул ей в руку поводья своего жеребца и спокойно зашагал дальше рядом с лордом Хэарвудом.
— Эй, минуточку! — крикнула Дуглесс и двинулась было за ними, ведя в поводу обеих лошадей, но тут жеребец Николаса вздумал подняться на дыбы, и Дуглесс, обернувшись, пристально посмотрела на животное — жеребец в свою очередь косил на нее совершенно диким глазом.
— Вот только посмей! — предупредила его Дуглесс, и жеребец послушно прекратил свои игры.
Так что же это я такое делаю? — с удивлением спросила саму себя Дуглесс. Если предполагается, что я — секретарша Николаса и что мне положено вызнать секреты, которые стали, а может, и не стали известны его мамаше, то зачем же мне стоять здесь и держать в поводу лошадей?
— Может, мне, милорд, еще и обтереть их досуха? — пробормотала Дуглесс и пошла с лошадьми за угол дома, надеясь где-нибудь на заднем дворе отыскать конюшни и наконец-то избавиться от этих животных.
За домом находилось еще с полдюжины каких-то строений, и Дуглесс направила стопы к тому, что более всего смахивало внешне на конюшню. Она уже почти добралась до него, когда вдруг прямо на нее откуда-то выскочила лошадь с наездницей. С виду лошадь была такой же здоровенной и коварной, как жеребец Николаса, а на ней восседала всадница совершенно потрясающей наружности. Она идеально соответствовала тому воображаемому образу женщины, который служит эталоном красоты для любой девчонки, мечтающей о взрослости: высокая, стройная в бедрах, ноги длинные-предлинные, аристократическое лицо, большие груди, идеально прямая фигура, способная вызвать чувство зависти у стального клинка. На ней были типично английские бриджи для верховой езды, достойные кисти художника, а ее темные волосы собраны в довольно строгий пучок, но эта прическа лишь дополняла ее необыкновенную внешность.
Всадница остановила лошадь и, развернув ее, воскликнула:
— А это еще чья лошадь?! — Голос ее, исполненный повелительных ноток, служил неизменной приманкой для мужчин: низкий, с горловыми переливами, хрипловатый и властный. Дуглесс была в этом уверена. Ну-ка, сейчас сообразим! — подумала она. — Конечно же: это — наверняка прапрапра… и так далее, короче, правнучка той самой Арабеллы Настольной! Вот так удача!
— Это — лошадь Николаса Стэффорда, — ответила Дуглесс. Женщина побледнела, и бледность щек еще более оттенила алость ее губ и темноту глаз.
— Это что, шутка такая, да? — спросила она, пристально глядя на Дуглесс.
— Он — потомок того Николаса Стэффорда! — ответила Дуглесс, попутно пытаясь представить себе, какова была бы реакция представителей какого-нибудь семейства американцев, в присутствии которых кто-нибудь вздумал бы упомянуть имя их предка эпохи королевы Елизаветы! Разумеется, они бы даже не поняли, о ком, собственно, речь! Но здесь люди ведут себя так, как если б Николаса не стало лишь каких-нибудь пару лет тому назад!
Женщина между тем грациозно соскочила с лошади и, вручая поводья Дуглесс, распорядилась:
— Оботрите его хорошенько! — а сама поспешила к дому.
— Так мне, конечно же, и вздохнуть будет некогда! — пробормотала себе под нос Дуглесс. Теперь в руках у нее были поводья от трех лошадей разом, и у двух из них был такой вид, как если б им нравилось перед завтраком растаптывать женщин небольшого росточка! Дуглесс даже не осмелилась более глядеть на лошадей, просто побрела с ними дальше, в сторону предполагаемых конюшен.
Какой-то старик, гревшийся на солнышке и одновременно пивший чай из кружки и читавший газету, при виде Дуглесс с лошадьми вздрогнул и чуть не подпрыгнул.
— Только спокойнее, мисс! — произнес он, тихонько и с осторожностью вставая с места. — Просто стойте себе и не двигайтесь, а я сейчас приму их обоих от вас!
Дуглесс и сама не осмеливалась шевельнуться, пока мужчина приближался к лошадям примерно тем шагом, каким приближаются к раненому тигру. Не желая подходить к ним вплотную, он протянул руку и намотал на нее поводья одного из жеребцов, затем, не спеша, повел лошадь прочь, в один из загонов. Через несколько минут он проделал то же с жеребцом Николаса, отведя и того в стойло.