Рыцари для Пиковой Дамы: Виолетта сбежит в полночь

Остолбенев, я смотрела на пистолет, чье черное дуло смотрело мне в лицо. Небольшой – как раз такой, чтобы легко помещаться в худощавой руке с наращенными ногтями. Тонкие пальцы дрожали, но не от страха, а от гнева, застывшего на хорошеньком личике. Шубы на ее плечах не было, она валялась в метре от входной двери. Потому ничто не скрывало татуировку на ключицах: в центре – голова озлобленной волчицы, справа – лев, а по левую сторону – пантера.

София. Алекс рассказывал о ней когда-то. Они

недолго встречались, прежде чем он вернулся домой. Уж слишком его раздражала, а порой даже пугала ее настойчивость. Так что все контакты с надоедливой бывшей были оборваны еще до того, как мы вернулись в столицу вместе. Более того, Алекс даже сменил квартиру, а значит она неплохо попотела, выискивая новый адрес, где он теперь жил со мной.

И вот сейчас, в новогодний вечер, эта ненормальная стояла на порога нашего дома, держа меня на прицеле! Я же не могла пошевелиться, даже крикнуть что-нибудь Алексу, беззаботно сидевшему в гостиной перед большим плазменным телевизором и смотревшему праздничный мюзикл.

А София лишь нервно, остервенело улыбнулась…

Впервые я услышала этот шепот в десять лет. В ночь, когда мой старший брат должен был умереть.

Семье следует встречать Новый год не так. Не в больнице, заламывая локти и сходя с ума от беспокойства. Мама уже бесчисленное множество раз прокляла себя за то, что попросила своего семнадцатилетнего сына сгонять вечером в магазин, докупить немного масла, яиц и какао для торта. А отец – за то, что сам был занят уборкой, и не смог сходить вместо него. В результате брат напоролся на буйную компанию, уже начавшую активно отмечать, и вскоре нам позвонили из полиции.

Врачи сказали, что сделали все возможное, но шансов почти нет. Так что мой старший брат, без сознания и с множеством ножевых ранений, покалеченный так, что сам на себя был не похож, лежал на больничной койке, подключенный к множеству приборов.

К тому времени мама выбилась из сил от слез и отец буквально вынес ее из палаты на руках. Хоть Алекс был сыном папы от первого брата, она все равно полюбила его за эти годы как родного, и теперь просто не могла поверить в происходящее.

А вот я так и осталась сидеть рядом с постелью брата и дрожа, словно замерзший в метель котенок, мысленно молила лишь об одном: «Не умирай. Пожалуйста, просто не умирай. Я сделаю все, что угодно, только останься!».

…И тогда прозвучал этот шепот. Тихий, едва уловимый, практически неразборчивый. Он напоминал ветер, перебирающий снежинки на ночных сугробах. Захваченная им, я на голых инстинктах разрезала свой палец каким-то из маленьких медицинских предметов, лежавших на тумбочке рядом, и быстро приложила ранку к одной из многочисленных ссадин на теле брата.

Мне даже показалось, что я ощущаю это: как моя кровь просачивается в его вены, в то время как маленькая капелька его крови проникла в мои.

«Все верно, Виолетта. Он – тот, кто подходит для этого», – шептал голос в моей голове. Но я уже не слушала его, все мысли были лишь о брате.

Брате, который,

к удивлению врачей, выжил и вскоре пошел на поправку.

После этого шепот больше не звучал, и я убедила себя в том, что он был лишь детской фантазией, вспыхнувшей в воспаленном мозгу маленькой испуганной девочки.

Следующие несколько лет брат заботился обо мне даже больше, чем раньше. Мы с ним буквально были неразлучны, я даже делала уроки в его комнате, в то время, как сам он готовился к парам.

…А потом он неожиданно начал сторониться меня. Стал напряженным и всякий раз, когда я пыталась к нему приблизиться, резко отталкивал. Вскоре, когда ему исполнилось двадцать, поступил в магистратуру столичного университета и уехал из родного города. Более того – закончив учебу, остался в столице жить и работать. Но что самое главное и для меня обидное, практически не приезжал домой. А если такое иногда случалось, то даже не останавливался в родительской квартире, просто снимал номер в гостинице и наведывался в гости ненадолго. Хотя все эти восемь лет маме даже в голову не приходило переоборудовать комнату ее «дорогого Сашеньки», она лишь поддерживала там порядок, оставляя все так же, как было при нем.

Так что для всех нас стало настоящим сюрпризом, когда брат сообщил, что на некоторое время возвращается домой. Как он рассказал, у него возникли кое-какие проблемы с работой и жильем. Вроде причина была в темных делишках руководства фирмы, в которой он работал. Сам он дал показания, был вне подозрений и следователи не стали его задерживать, потребовали лишь подписку о невыезде из страны. Но вот банковские счета всех сотрудников, занимающих определенный круг должностей, заморозили, так что некоторое время он не мог позволить себе оплачивать проживание в столице. Так же, как и найти новую работу, пока не закончится суд. Потому ему более ничего не оставалось, кроме как на время вернуться в отчий дом на пару-тройку месяцев.

Родители такому повороту, естественно, были только рады. Я же просто не знала, как на это реагировать. Мне был уже двадцать один год, я как раз этой весной закончила бакалаврат и устроилась на низкооплачиваемую работу в офисе, которую решила считать для себя «временным низким стартом, чтоб не сидеть на шее у родителей, пока не подвернется чего получше». И от старшего брата совершенно отвыкла, даже перестав думать о нем как о родном человеке. Так что просто старалась свыкнуться с мыслью, что теперь в нашем доме будет снова жить еще один человек. Человек, от которого я не представляла, чего ждать.

В тот день, когда он возвращался, у нас в городе пошел первый снег. И мягкие белые хлопья медленно опускались на перрон, куда на моих глазах ступили ноги в дорогих черных туфлях. Чтобы уже секунду спустя эти самые снежинки упали на расстегнутое фетровое пальто, из-под которого выглядывал черный костюм с иголочки. Стильно постриженные черные волосы были тщательно расчесаны, а на привлекательном мужественном лице виднелась легкая щетина – очевидно в поезде не было возможности нормально побриться, при этом не изрезав себя на салат.