Рыцари моря
Шрифт:
Пековер не спеша набил трубку, прокашлялся, выпил поднесённую гардемаринами кружку вина и, как опытный рассказчик, выдержал паузу.
— Когда я впервые увидел Таити, усы у меня, как и у вас, только начали пробиваться. Я был нетерпелив и полон жажды жизни. Во время своих долгих скитаний с капитаном Куком я видел много самых разных стран, но ни одна из них не сравнится с Таити. — Канонир, улыбнувшись, подмигнул шестнадцатилетнему Питеру Хейвуду, не сводившему глаз с опытного моряка. — Я догадываюсь, что тебя интересует, малыш, поэтому сразу приступлю к делу.
Как только мы отдали якоря в тихой голубой бухточке, с берега к нам устремилось несколько туземных лодок На вёслах сидели мужчины, а приветствовали нас молодые женщины.
— Правда, что они ходят голые?.. — не утерпел Хейвуд
Пековер кивнул головой.
— Почти. Те юбочки, которые на них болтались, развевались на ветру и раздвигались под напором бёдер, так разожгли моё любопытство, что я, несмотря на строгий запрет капитана, сбежал в ту же ночь с местной красоткой…
Таитянка обещала всего за один гвоздь открыть моряку самые дивные моменты на свете. Предвкушая необычайное приключение, Пековер вплавь добрался до берега, где в условленном месте его ждала смуглая соблазнительница. Но едва он ступил на землю, как его окружила толпа туземцев. Англичанина схватили и раздели донага. Матрос, перепугавшись до смерти, считал себя уже погибшим, зажаренным на костре со вставленным в рот пучком петрушки. А островитяне, никогда ещё не видевшие белого человека, устроили ему всего лишь антропологический осмотр. После тщательного анализа, сопровождавшегося ощупыванием всех частей тела, Пековеру вернули одежду, подвели к нему ту самую местную красотку и стали торопить его выполнить то, ради чего он ослушался приказа. Но после перенесённого потрясения моряк имел жалкий вид и ни на что не годился. Он вернулся на корабль, покаялся перед капитаном. Кук простил моряка, расценив подобное испытание как само по себе тяжкое наказание.
Дружный хохот моряков долго разносился над волнами океана, гардемарины просили ещё занимательных историй, но явился боцман Коул с двумя старшинами и разогнали весёлую компанию, мешавшую отдыхать сменившимся с вахты матросам.
8 февраля «Баунти» пересёк экватор. Попав в полосу ровных и сильных пассатов, корабль ринулся на юг, преодолевая за день до ста пятидесяти миль. В хорошие солнечные дни далеко на горизонте иногда показывались берега Южной Америки, но «Баунти» не заходил ни в один порт. Капитан спешил к мысу Горн. В Южном полушарии уже заканчивалось лето, а в зимнее время ещё никому не удавалось обогнуть страшный чёрный мыс.
Удары склянок отмеряли время. Пошёл третий месяц плавания.
Каждая трапеза на корабле сопровождалась характерным стуком — это моряки колотили галетами о край свисавшего с потолка стола, выбивая из них мучных жучков. Некоторые матросы демонстративно отказывались есть нетронутые насекомыми сухари, полагая, что они несъедобны. Но сегодня обед проходил в непривычной тишине: по распоряжению капитана кок Холл заменил галеты пареной тыквой. Овощи быстро портились, а сухари могли ещё пригодиться.
Жизнь английского военного моряка конца восемнадцатого столетия — горькая доля. Дело не только в том, что профессия моряка сама по себе тяжёлая физическая работа, которая находилась в прямой опасности столкновения с врагом, кораблекрушениями и неизлечимыми болезнями. Жестокая дисциплина, наказания за малейшее непослушание, презрение офицеров… Через десятилетие всё это выплеснулось в массовые восстания на флоте Его Величества.
Но даже в таких неравных условиях простые матросы находили различные способы ответного давления на официальную власть. Например, после обеда половина вахты делала вид, что мается животом, вынуждая капитана отменить своё распоряжение о замене галет на тыкву.
Блай видел насквозь все эти хитрости. Доверенное лицо капитана, писарь и эконом Сэмюэль, оказался превосходным шпионом. Он выяснил и доложил Блаю, что воду мутят четверо матросов — Хиллбрант, Кинтал, Томпсон и Мак- Кой. Наряду с моряками, которых Блай знал по прежним плаваниям, в экипаж корабля попали и матросы со стороны, через вербовочное бюро. Очень часто это были люди, находившиеся в неладах с законом. В матросском кубрике на палубе между лафетами пушек ковалось негласное право командовать, которое достигается сильным характером и физически крепкими матросами в постоянном и тесном общении, завоёвывается не сразу, не требует никаких чинов, эполет и плети.
По уставу каждую новую бочку с провиантом вскрывали при всей команде, чтобы каждый видел недостачу. При массовом воровстве и жульничестве, процветающих в английском флоте, это давно уже стало традицией. Однажды эконом Сэмюэль, сбив крышку с бочки с сыром, обнаружил, что не хватает двух головок. Блай заявил, что сыр кто-то украл. Тогда матрос Хиллбрант бесстрашно напомнил капитану, что бочку уже открывали однажды, ещё в Англии, когда «Баунти» дожидался хорошей погоды, и две недостающие головки сыра по приказу эконома отправили на квартиру Блая. Кинтал и Мак–Кой подтвердили слова моряка, осмелившегося кинуть обвинение в лицо капитана.
Блай побледнел, его холодные голубые глаза потемнели, предвещая грозу.
— Вы хотите сказать, что это я украл сыр?
— Нет, сэр. Ятолько сказал то, что видел. Откуда мне знать, куда потом девался сыр?
Выпад Хиллбранта и поддерживающих его матросов против капитана, который был на судне вторым после Господа, — поступок неординарный. Так иногда нижние чины прощупывают своих командиров, выясняя, из какого они сделаны теста. В бешенстве Блай изрыгал самые отборные ругательства, на какие только был способен, а способен он был на многое. Богатый портовый лексикон подействовал на матросов, с уважением относившихся к крепкому слову. Напоследок Блай обвинил собравшихся в неблагодарности — питание в плавании, благодаря стараниям и предусмотрительности капитана, было хорошим.
Конечно, этот случай с двумя головками сэра не украшает Блая. В его оправдание можно только сказать, что очень многие многодетные капитаны королевского флота кормились за счёт казны, прожить на жалованье было невозможно. Блай получал всего три шиллинга в день, а семья всё увеличивалась, жена ждала пятого ребёнка.
В южной Атлантике погода стала меняться. Небо часто заволакивало тучами, ветер сделался переменчивым и порывистым, заметно похолодало. По утрам туман скрывал горизонт, вечерами накрапывал дождь. Стали попадаться киты и огромные чёрные птицы альбатросы — спутники бурь.
Готовясь к штурму мыса Горн, капитан позаботился об усиленном питании экипажа. Завтрак состоял из традиционной овсянки. На обед в течение нескольких дней съели купленных на Канарах свиней и двух бычков, которых содержали в специальных загонах на носу судна. Животные всё равно бы не выдержали низких температур высоких широт. На офицерский стол кок подавал жареных кур. Вечером, перед восьмичасовой вахтой, наступала самая приятная минута для матросов: сигнал боцманской дудочки «Все к вину» проливался бальзамом на многие души. Помощник кока Лемб приготавливал грог из рома, тёплой воды, лимонной кислоты и сахара. Матросы строго следили за соблюдением установленных пропорций. На корабле этот напиток ценился выше денег, грогом платили друг другу долги, и ничто другое так не согревало зачерствелую от суровой жизни душу моряка. Непьющих гардемаринов Хеллерта и Томаса Хейворда морские волки жалели, как убогих.