Рыцари потустороннего
Шрифт:
Студентка четвертого курса Маша Стрельникова подрабатывала в приемной комиссии. Крошечные деньги ее не интересовали – в деканате попросили, и она согласилась. Мать занималась аптечным бизнесом, зарабатывала достаточно, чтобы «упаковать» дочку по полной программе, правда, взамен требовала полного подчинения. Запоздалый воспитательный комплекс. Отец погиб в автокатастрофе, когда девочке и четырех не исполнилось. Мамаша вечно где-то пропадала, девочку воспитывали бабка с дедом по материнской линии, а те, хоть и любили внучку до безумия, отличались крайней принципиальностью в вопросах отношения полов и
Отдельные образцы своей морали им удалось внушить Маше настолько основательно, что в некоторых вопросах она выглядела белой вороной. К примеру, в семье считалось неприличным в двадцать один год жить за счет родителей. Что касается секса, любви и брачных отношений, которые в понимании Маши не могли существовать отдельно друг от друга, такая консервативность ставила эту красавицу в один ряд с самыми записными уродинами, втайне мечтавшими, чтобы их изнасиловали на какой-либо вечеринке. И это притом, что Маша училась в Медицинском университете, прочно удерживавшем пальму первенства по количеству сексуальных циников, блистательных съемщиков и специалистов в области эротического юмора.
Впрочем, открыто над принципами Маши не смеялись. Она обладала завидной волей в сочетании с совершенно титаническим упрямством. Двумя-тремя словами она могла сровнять насмешника с землей, пригвоздить его к плинтусу, обдать таким презрением, что у юмориста надолго отбивало охоту шутить. И вот в такую девушку меня угораздило влюбиться. Ей, по моему глубокому убеждению, нравился Макс – все, как в примитивных женских романах.
Каждый раз, прежде чем начать с ней разговор, мне становилось не по себе, чувства блокировали свободное выражение мыслей, получалось типа: «а и бэ сидели на трубе». В такие минуты я сам себя ненавидел, но справиться с любовным логоневрозом не мог. То ли дело Макс. Девушки пробуждали в нем ораторский гений, их хорошенькие ушки розовели от возбуждения, когда он бархатным голосом нашептывал в них красивые слова. Какие – не знаю, но в сочетании с маленькими, но очень недешевыми подарками милая ласковая болтовня превращала холодную статуэтку в податливую восковую куклу.
– Привет…
Она даже не обернулась. Конечно, вид подсобного дворика значил для нее куда больше, чем моя скромная фигура. Если бы не Макс, который нас познакомил, шансы на такие вот экспресс-диалоги сводились к нулю.
– Привет.
Я сразу же выложил домашнюю заготовку:
– Прекрасно выглядишь – далекая и неприступная, как супермодель.
Она соизволила показать лицо, легкая улыбка тронула губы.
– Спасибо.
– Завидую тебе, трудишься на благо родного вуза, не то что мы, презренные трутни.
– А, это… Ничего интересного. Беготня, суета… Утомляет.
– Так весь август и будешь здесь работать?
– Нет, съезжу на недельку в Прибалтику или еще куда…
Разговор начал угасать, вернее, ее интерес к моей персоне.
– У меня день рождения на следующей неделе. Придешь?
– Ты же знаешь, я не люблю шумных вечеринок.
– Никаких вечеринок и не будет. Просто посидим где-нибудь в уютном заведении. Макс обещал подобрать что-нибудь стоящее.
При звуке этого имени ее лицо изменилось. Наконец-то в ее глазах появился не просто интерес, а то особое оживленное выражение, когда в присутствии девушки
– Вчетвером: ты, Лена, Макс и я.
– Почему бы нет. Вот только Лена… Она сейчас в Турции.
Я с облегчением вздохнул. Подруга Маши меня раздражала. Она обладала бесившей меня манерой говорить много, часто и, как правило, все, что приходило в голову. Эта особенность сводила на нет все ее достоинства: в общем-то, симпатичную внешность, покладистость, доброту и способность легко прощать обиды. Макс, который усиленно ее сватал, говорил: «Не вдумывайся в слова. Переключись на звук ее голоса, как будто она распевает песенки». Я попробовал, но особо не преуспел. Ему хорошо советовать, он провожал Машу, а не Лену… Кроме того, она как-то странно целовалась: просто открывала рот и ждала особо жаркого лобзания. Согласитесь, приноровиться трудно.
Однажды, когда я поплелся ее провожать, Лена трещала без умолку. Потом вдруг выпалила: «У меня предки на даче, может, займемся любовью?» Займемся, говорю. Честно говоря, не помню, как я этой любовью занимался, так как выпил много пива, но ей, похоже, не очень понравилось. Отношения наши после этого остались прежними, словно ничего не произошло. В общем-то, это понятно: не заметить, как я влюблен в Машу, может только слепой.
Маша подарила мне теплый взгляд.
– Как насчет Наташи? Ты не против?
Еще одна неумолкающая трещотка, только гораздо страшнее. Странно, почему самые классные девчонки выбирают таких убогих подруг – для контраста, наверное.
– О'кей. Накануне созвонимся.
Я видел, что она хочет спросить меня о Максе, но гордость не позволяет. Возникла неловкая пауза. В коридоре показался Дима Щербицкий, председатель приемной комиссии.
– Машка, ты где пропадаешь? Тебя проректор полчаса ищет.
Она не удостоила его ответом.
– Пока, Влад, мне надо идти.
По ее взгляду я понял: она прекрасно знает о моих чувствах и сожалеет, что ничем не может мне помочь. Пока, во всяком случае.
Глава 4
Домашняя вечеринка отпадала по определению – не та публика. Для человека, который носил в бумажнике полтора десятка клубных карт, подобное времяпровождение граничило с верхом убожества. Поэтому я с легким сердцем доверил Максу организацию моего собственного дня рождения. Он выбрал недавно открывшийся клуб, в котором побывал лишь однажды.
Мы забрали девчонок прямо из дома. Когда я увидел Машу, сердце принялось выбивать бешеную дробь. Красивая студентка превратилась в томную светскую львицу. Я пытался разглядеть в ней ту девушку, что пару дней назад встретил в универе, и не мог. Изменилось все, от одежды и макияжа до улыбки и выражения глаз. Жаль, что все это не для меня.
Вечеринка начиналась просто шикарно. Мой друг умудрился сделать невозможное: свести до минимума необходимость ухаживания за полноватой и болтливой Наташей, обладавшей удивительным свойством: сначала говорить, потом думать, отпускать плоские шутки, а затем от души от них же смеяться. Он занялся толстушкой, а я по праву именинника шел под ручку с Машей.