Рыцари темного леса
Шрифт:
— Ничего, я не обиделась. — Она засмеялась и взяла его за руку. — Меня зовут Ариана, а тебя?
— Л-л… Лемфада.
— Ты как будто не совсем в этом уверен.
— Просто раньше меня звали Лаг, а теперь у меня настоящее имя, мужское.
— Ты хорошо выбрал — Лаг тебе совсем не подходит. Почему ты убежал?
— Меня продали герцогу, и я решился на побег. Где это я?
— В Прибрежном лесу. Лло Гифе принес тебя к моей матери. Ты был еле жив. Зря он вытащил стрелу — ты чуть не истек кровью.
— Не знаю, зачем он меня спас. Похоже, ему со мной одни хлопоты.
— Не беспокойся об этом. Лло — человек непредсказуемый, его не поймешь. А что ты умеешь делать?
— Стряпать, убирать, ходить за лошадьми. Еще на флейте играю.
— А охотиться, шить одежду, работать по дереву?
— Нет.
— С глиной обращаться?
— Тоже нет.
— В травах разбираешься? Амариан от дезарты отличить можешь?
— Боюсь, что нет.
— Трудно же тебе придется в жизни, Лемфада. Похоже, проку от тебя, как от дохлого воробья.
— Я научусь. Ты покажешь мне, как все это делается?
— Думаешь, мне больше делать нечего?
— Нет, не думаю, но все-таки…
— Там видно будет. Есть хочешь?
— Очень, — признался он.
Ариана принесла ему холодной оленины и сыру, а сама взяла лук и колчан.
— Ты куда?
— Не видно разве? Цветочки собирать.
Когда она ушла, Лемфада откинул одеяло, поискал взглядом свою одежду и прошлепал босиком к очагу. Его штаны и рубашка висели на спинке стула; их выстирали и аккуратно зашили проделанную стрелой дыру. Одевшись, он сел у огня. Ноги еще подкашивались. Он подложил дров в очаг. В памяти всплывали ужасы побега и ощущение от стрелы, ударившей ему в спину, точно молотом.
Итак, его спас Лло Гифе, человек, к которому он и шел, но он, Лемфада, как верно заметила Ариана, мало что может предложить вожаку мятежников. Он чувствовал себя глупым, хуже того — никчемным. Дверь в комнату отворилась, впустив холодный воздух, и голос Нуады сказал:
— Как быстро все заживает у молодых. Доброе утро.
— Я тебя помню… как во сне, — улыбнулся Лемфада. — Ты сидел у моей кровати. Нуада, верно?
— Да. Я вижу, тебе гораздо лучше, но погоди пока резвиться. Тебе было худо, очень худо. Ариана сказала, что тебя зовут Лемфада. Хорошее имя. Рыцарь Габалы, да и только — один из первых, кажется.
— Да, я тоже так слышал. Ты кто, мятежник?
— Пожалуй, что так, — хмыкнул Нуада. — Боюсь только, что мне не дано вселять ужас в сердца королевских солдат. Сказители редко бывают воинами.
— Значит, ты сказитель?
Нуада поклонился и сел рядом с ним.
— Да. Возможно, лучший во всем королевстве.
— Много ли историй ты знаешь?
— Несколько сот. Когда окрепнешь, приходи в дом собраний — я выступаю там каждый вечер. Я стал здесь знаменитостью, и люди приходят со всего леса, чтобы послушать меня. Будь у них деньги, я бы разбогател.
— Расскажи мне про рыцарей Габалы.
— Это длинная история, лет на двести. Может, скажешь поточнее? Например, про Лемфаду?
— Расскажи про Оллатаира.
— Ага, предпочитаешь что-то поновее. Знаешь ли ты, откуда взялись эти рыцари?
— Нет. Они тоже были мятежниками в свое время?
— Не совсем. Орден основал в 921 году тогдашний король Альбарас. Рыцари были судьями: они объезжали всю страну и улаживали споры от имени короля. В 970-м, во время Великого Мятежа, они спасли короля от гибели и переправили его в Цитаэрон. Вернувшись с триумфом в 976 году, он даровал рыцарям земли для строительства цитадели и сделал их неподвластными королевским законам. При этом они остались судьями и продолжали объезжать все девять провинций нашего государства. Их честность была безупречной. С течением лет орден принял обет бедности, чтобы сохранить свою неподкупность, и обет безбрачия, чтобы семейные обстоятельства не могли повлиять на выносимые им решения. Быть избранным в число рыцарей считалось большой честью, но за это приходилось дорого платить.
— А что же Оллатаир? — спросил Лемфада.
— Терпение, мальчик. Все рыцари избирались Оружейником ордена. Когда один из них умирал или погибал, Оружейник отправлялся в путешествие, чтобы найти ему замену.
— Почему Оружейником? Разве он не был служителем рыцарей?
— Он был их отцом. Он снабжал их волшебными доспехами — не только стальными, но и духовными. Он же и возглавлял орден. Последним Оружейником был как раз Оллатаир.
— Что же случилось с рыцарями Габалы?
— Этого никто толком не знает. Известно только, что король послал к магистру Самильданаху гонца, прося его об услуге особого рода. И рыцари, выполняя эту просьбу, будто бы отправились в царство демонов, чтобы сразиться со злом для блага людей. Не знаю, что с ними сталось. Это был первый год правления нового короля. Быть может, он велел отправить их, поскольку они решили несколько дел не в его пользу. Или подослал к ним наемных убийц. Может также статься, что они бежали в другую страну. Но какой бы ни была их судьба, Оружейника Оллатаира король бросил в тюрьму, где он и умер. Почему этот умерший чародей так интересует тебя?
— Просто так, — солгал Лемфада.
— Эти рыцари очень пригодились бы сейчас нашей стране.
— Только их нам и не хватало, — насмешливо ввернул вошедший Лло Гифе. — Доблестные рыцари в блестящих доспехах! Уж они-то мигом свергли бы короля.
— Они были больше чем рыцари и отважнее чем герои, — сказал Нуада. — Не смейся над ними.
Лло протянул руки к огню.
— Вы, поэты, не признаете того, что есть на самом деле. Вечно все приукрашиваете. Ты приходишь сюда в поисках предводителя мятежников, а находишь ставшего разбойником кузнеца. Вот это и есть действительность. Твои рыцари были обыкновенными людьми — жадность, похоть и отчаяние были им знакомы не хуже, чем нам, грешным. Не делай из них богов, Нуада.
— Я согласен с тобой — но и дураков из них делать тоже не следует, ибо они все-таки были лучше тебя.
— Ну, это дело нехитрое. — Лло хлопнул Нуаду по плечу. — Однако я жив, а многие из тех, кто лучше меня, мертвы. И долго еще намерен прожить, потому как блюду свою выгоду, а геройство оставляю тебе и твоим сказаниям.
Бывший рыцарь въехал на холм и спешился перед пожарищем на месте дома Оллатаира. Каун, вдохнув едкую гарь, заржал и попятился прочь. Мананнан потрепал его по шее.
— Все хорошо, мое храброе сердце. Это всего лишь развалины дома, ничего страшного в них нет. Подожди меня здесь. — Переступая через дымящиеся головешки, Мананнан стал искать мертвое тело — но тела не было.
Вернувшись к коню, он снял с седла мешок с провизией. Еды осталось мало: три медовые коврижки и мешочек с овсом. Одну коврижку он скормил Кауну, две остальные съел сам. Достав воды из колодца, он напился и поставил ведро на землю, чтобы конь тоже попил.
Куда же девался Оллатаир? Не те ли вооруженные люди увели его с собой? Вряд ли. Зачем бы они стали сжигать дом? Да и признаков борьбы тоже не видно. Увидев у колодца какие-то следы, Мананнан стал на колени. Отпечатки лап, глубокие и четкие. Львы? Здесь, так близко от города? Он немного прошел по следам. Люди бежали вниз сломя голову, оскальзываясь на бегу, а звери гнались за ними. Мананнан рассмеялся вслух, но от смеха давление на горло усилилось, и он перестал. Звери повернули обратно к дому, где стояли два человека. Бывший рыцарь снова опустился на колени. Следы лап внезапно сделались глубже. Он не сразу понял, в чем дело, но потом увидел ведущие от дома следы сапог, тоже глубокие. Оллатаир навьючил на львов поклажу и двинулся в сторону поросших лесом гор… четыре или пять часов назад.