Рысюхин, что ты пил?!
Шрифт:
Поездка была уже рутинной. Возница, по виду не то татарин, не то ещё какой-то кочевник, что-то напевал себе под нос всю дорогу, монотонно и заунывно. Дед пытался было подбить на «песенную битву» — затянуть что-то из его репертуара, но так, без энтузиазма, для галочки. Развлекались тем, что он вспоминал песни своего мира, и мы вдвоём пытались выявить все несуразности и несовпадения с миром моим. Получалась картина пугающая: практически в каждой песне, даже самой невинной и бестолковой, было к чему придраться! А некоторые так и вовсе —
В Буйничах вся разница с предыдущими приездами была в том, что к гостинице я даже не сунулся, сразу двинувшись на территорию Академии и там — ко входу на изнанку. Были некоторые опасения, что до начала учебного года туда не пустят, на что дед резонно возражал:
«Ага, конечно, вся толпа бросится заселяться прямо с торжественного построения, где будут стоять с чемоданами и узлами».
Картина, действительно, была неправдоподобная. В худшем случае — оставлю вещи, или большую их часть, в своей арендованной кладовке. Приближаясь к комнате коменданта общежития, я с удивлением услышал знакомую, в первую очередь — деду, мелодию. Только слова были чуть иные:
Там, где дуб стоит, над речной водой —
Там встречались мы десять дней с тобой…
«А профессор хват! Неужели уже пластинку записал? Или это он по радио выступает?»
«Не знаю, но сейчас выясним».
Подойдя к двери увидели, что комендант, женщина лет пятидесяти, сидит перед проигрывателем и слушает внимательно, подперев щёку кулаком.
«Не мешай, дай дослушать!» — вмешался дед, не дав мне постучать в дверь.
«А что такого? Это же не радио, можно остановить, потом дослушать?»
«Дубина ты, Юрка. Не Рысюхин, а Пнюхин, прости, пушистая. Испорченное удовольствие обратно не включишь!»
Так и стоял, пока песня не дошла до последних слов:
Я семи ветрам грусть-печаль раздам,
Пусть вернётся вновь радость встречи к нам!
Комендант вздохнула могучей грудью, сняла пластинку, внимательно её осмотрела и стала прятать в конверт. Я решил, что пора.
— Доброе утро! — и, не удержавшись, спросил: — Валериан Елизарьевич уже успел записать эту песню?
— Доброе. А вы знаете Валериана Лебединского и узнаёте его голос?! Я думала, это голос моей молодости, сейчас молодёжь интересуется немного другими исполнителями.
— Да, немного знакомы. Он даже уговаривал поступать к нему во МХАТ.
— Ой, не старайтесь подлизаться и хвастаться, это вас не красит! — отмахнулась женщина, но без злобы.
— Почему сразу врать?! У меня и визитка его есть, могу показать!
— Да?! Ну, ладно, ладно, верю. — Она ещё раз осмотрела пластинку, смахнула с неё невидимую пыль и отложила в сторонку. — Вы насчёт заселения?
— Да, если можно.
— Отчего же нельзя. Если вы, конечно, студент и договор на проживание заключили.
— Студент, договор заключил, только ещё не оплатил.
— Никто ещё не оплатил, счёт выставят после пятого сентября, когда все вопросы с заселением окончательно решены будут. Давайте документы.
Я вынул из саквояжа картонную обложку, в которую заранее были отложены все бумаги, касающиеся общежития, и протянул коменданту, присовокупив удостоверение личности.
— Аккуратный и предусмотрительный молодой человек, что редкость. Или родители собирали?
— Нет у меня родителей… — сердце рванула мимолётная тупая боль.
Комендант мазнула глазами по перстню и тяжко вздохнула:
— Извините.
— Не за что, вы же не знали.
Комендант взяла мои бумаги.
— Рысюхин, Юрий Викентьевич. Ры… Хм… Где-то я вашу фамилию недавно видела. У вас родственники или однофамильцы у нас в городе есть?
— Нет ни однофамильцев, ни родственников, ни в Могилёве, ни где-то вообще. Даже бабушка на своей девичьей фамилии.
— Но где-то же я видела, у меня память профессиональная. Рысюхин Ю… Да ладно!
Она схватила пластинку и впилась глазами в наклеенную в середине этикетку, после чего ткнула пальцем:
— А ну-ка, смотрите сюда! Это кто?
Над пальцем виднелось: «Авторы: д. и. и. проф. В. Е. Лебединский, Ю. В. Рысюхин»
— Это мы с профессором. Я же говорил, что знаком с ним.
— Ну надо же!
— Я почему и удивился, что пластинка уже вышла — мы с ним меньше месяца назад только сочиняли, как раз по дороге из Минска в Могилёв, всю ночь сидели…
— Так она только сегодня в продажу поступает, это я по знакомству до открытия выкупила, и уже третий раз слушаю.
Комендант ещё раз глубоко вздохнула, на этот раз мечтательно. Но тут же спохватилась:
— Ой, вы же по делу! Что я держу! Так, вижу — молодой человек вы аккуратный, организованный. Песни замечательные сочиняете. Эх, будь вы бароном, такую комнату бы выделила!..
Она задумалась на несколько секунд, потом сказала сама себе: «Так!» и потянулась к одной из укладок.
— Посмотрим, посмотрим… Вот, хороший вариант. И соседа подберу хорошего.
Она раскрыла сразу три укладки с бумагами, что-то с чем-то сверила и пришла к выводу:
— Да, так и сделаем. Вот, смотрите. Комната на отшибе, в конце коридора, на первый взгляд неудобно. Но это только так кажется. Во-первых, там тихо, никто не будет мешать ни уроки делать, ни сочинять. Во-вторых, там в ходе последнего ремонта перенесли стенку с соседним крылом, в результате душ с уборной и кухонька оказалась у нас, причём об этом мало кто знает. И ваша комната, и эти помещения — за поворотом коридора, туда наобум никто и не сунется, знать нужно, что там есть. Так что, считайте, это всё вам на одну комнату будет, а не на четыре, как обычно. Разве плохо?