Рывок на волю
Шрифт:
Волновало другое: как тут Костоправ без него проведет почти целые сутки? Обоссытся, вспотеет, будет лежать весь мокрый. Яма остынет, и он замерзнет, заболеет еще сильнее, хотя куда уж сильнее. А вдруг очнется и зашугается, что его бросили? И куда-нибудь поползет, теряя драгоценные последние силы? Или, даже не приходя в себя, просто в обычном бреду его куда-нибудь понесет? А если припрется медведь? Сытый, он даже и не подумает нападать на Косту, чтобы подкрепиться свежим мяском, но из чисто медвежьего озорства и любопытства может от души повалять по песку, даже затащить в реку странный сверток с живым, но бесчувственным человеком. А если вдруг росомаха? Это уже страшнее…
И все-таки выбора не было. И приходилось оставлять больного братана одного. И спешить, как только
…В первой яме Комяк опять распалил костер, и пока тот прогорал, прожаривая песок под собой, сумел переодеть бесчувственного мокрого Костоправа в сухое, еще раз натер его спиртом. Потом выгреб из ямы угли, тщательно застелил ее дно свежим лапником и перетащил в нее своего пациента. И тут с радостью обнаружил, что тот вроде приходит в себя.
– Коста! Коста, братан! Братуха, слышишь меня?
Костоправ попытался что-то ответить, но с сухих растрескавшихся губ слетел лишь чуть слышный неразборчивый стон. Комяк уткнул в плотно сжатые зубы банку с остатками сока, и Коста сумел выцедить несколько глотков алага. Остальной сок стек по его заросшему густой черной щетиной подбородку.
– Вот и ништяк. Вот и молодчик, братан, – наигранно бодро пропел Комяк. – Вот и пошел на поправку. Я тебе в баночку еще водички налью и тута рядом поставлю. А сам сбегаю быром в одно местечко. Здесь рядом, верстах в сорока сикт [16] есть староверческий. За помощью к ним, значит. Договориться, чтобы к себе определили, пока не поправишься. Ты не менжуйся, эти тебя мусорам не сдадут. Им западло. Нетоверы, [17] скрытники. Они и власти не признают. А подлечат, это точняк. А то мы сами, глядишь, и не справимся…
16
Сикт (коми) – небольшая деревня.
17
Нетоверы, или спасовцы, – особое согласие (ответвление) беспоповского толка (течения) старообрядческой церкви. За основную догму своего учения избрали отказ от храмов и священников, а также от таких основных церковных обрядов, как крещение, покаяние, брак, отпевание, которые либо просто не принимаются, либо отправляются самими же членами общины.
В этот момент Комяк заметил, что говорит в пустоту. Костоправ опять впал в забытье. Самоед выругался, смочил водой из банки лицо своего пациента и потратил несколько минут на то, чтобы распаковать палатку и прикрыть ею яму. Набросал сверху лапника. Насколько это было возможно, забросал первую яму песком и разочарованно вздохнул: «Бесполезняк. Если с вертолета заметят этот развал на берегу, он сразу же привлечет внимание. И кранты братану».
Все пожитки самоед загодя укрыл в лесу, там же повесил на ветку дробовик Костоправа и ножны с его «Ка-Баром». «От греха пусть лежит без оружия, – решил он. – А то пригрезится, что его бросили, и неизвестно, что в бреду с собой сотворит. А в памяти даже не сможет спустить курок, если чего. Нет, не надо ему ни ножа, ни ружья».
Перед уходом Комяк еще раз проверил, не сбился ли под больным лапник, поплотнее подоткнул края палатки, вздохнул, сокрушенно покачал головой при виде прерывисто и быстро дышавшего Костоправа и решительно пошагал от речки в глубь тайги.
До сикта спасовцев по его прикидкам было не менее полусотни верст, и он был уверен, что пройдет их часов за двенадцать. А значит, к утру уже будет на месте. Это не вызывало у него никаких сомнений. А вот дальше… Как его примут эти лесные отшельники, плотно отгородившиеся от «мира», – не признающие ни денег, ни паспортов, ни какой-либо власти?..
Всю жизнь, если не считать тех пятнадцати лет, пока чалился по мокрой статье на строгих режимах на Мезене и в Микуне, Тихон прожил в старинном русском селе Усть-Цильма, где разве что один из десяти дворов не был старообрядческим. Еще в начале XVIII века на месте села находился известный среди староверов Великопоженский монастырь, сожженный впоследствии царскими войсками. Лет десять назад на том месте, где стоял скит, в память мучеников-монахов, погибших во время гари, был срублен деревянный памятник, а потом был восстановлен и храм, уничтоженный еще в двадцатые годы. Была зарегистрирована Усть-Цилимская старообрядческая община беспоповского толка, которая вошла в состав Древлеправославной Поморской церкви.
Но несмотря на то, что Комяк постоянно находился рядом со староверами, часто и много общался с ними, к вере их так и не приобщился. Да и ни к какой другой не приобщился он вообще, кроме разве что воровской. Но весь уклад жизни, все порядки и отношения, царящие между старообрядцами, изучил досконально. Он при желании мог без проблем представиться среди них единоверцем, сойти за своего. Вот разве что не имел бороды. Да только какая борода может быть у самоеда? Не борода – смех один. Так что и с этим, если чего, вопросов бы не было. И не было бы никаких головняков с обычными беспоповцами.
А вот про скрытников-спасовцев, не вылезавших из пармы, не признававших ни мирских законов, ни церковных, отвергавших обрядоверие [18] и справлявших службы не в храмах, а в моленных комнатах и кельях, Тихон знал лишь понаслышке. Обычные беспоповцы при упоминании о них или безнадежно махали рукой, или сокрушенно вздыхали, или называли их сектантами. Комяку было известно лишь то, что в тайге спасовцы расселились в нескольких маленьких монастырях – скитах – и деревушках на три-четыре двора – сиктах. Общаются только между собой и никого в свою общину не допускают, за исключением одного-двух посланцев из «мира», которые доставляют им свинец и порох для охотничьих ружей, кое-какую домашнюю утварь, соль да кое-что из продуктов в обмен на беличьи шкурки, сушеные грибы и малину. Где в тайге расположены деревушки и скиты скрытников, Тихон отлично знал – приблизительно в ста пятидесяти-двухстах верстах к югу от Усть-Цильмы – и порой, оказавшись по своим браконьерским делам в этих местах, испытывал необоримое желание подобраться к одному из сиктов поближе, подглядеть, как живут там его загадочные обитатели. Но какая-то непонятная сила не пускала туда самоеда, и он всякий раз обходил места, заселенные спасовцами по широкой дуге, стараясь не искушать судьбу. Сам не понимая, чего опасается.
18
Обрядоверие (старообр.) – слепое поклонение церковным обрядам, восприятие их даже больше чем догмы.
Лишь однажды, еще до отсидки, Комяк совершенно случайно столкнулся в тайге с круглолицым бородатым мужиком в лаптях, онучах, длинной холщовой рубахе, подпоясанной пеньковой веревкой и овчинной безрукавке. Мужик нес на плече переломленную в стволе старую «тулку» и пер навстречу Тихону, словно бы даже и не замечая его. «Бог на помочь», – тогда первым заговорил самоед. Мужик поднял на него безразличный взгляд, пробасил: «Богу не слова нужны – помысел», наскоро перекрестил Комяка старообрядческим двуперстием и пошел дальше своей дорогой. И даже не оглянулся, глубоко погруженный в какие-то свои думы. Встречный мирянин был для него не более чем пустым местом.
Вот к таким людям и направлялся сейчас Тихон, чтобы просить их о помощи. Уверенный почти на сто процентов, что никакой помощи он там не получит. И хорошо будет, если вообще скрытники не встретят незваного гостя выстрелом дроби или мелко нарезанной щетины. А то и пулей. Кто их знает, умалишенных фанатиков?
Стремительным шагом, разве что не бегом, Комяк преодолел первые десять-двенадцать верст через сосновый бор, потом чуть-чуть поплутал, ища обход небольшого болотца. И снова перешел почти на бег трусцой, несмотря на то что ландшафт начал заметно повышаться и порой даже было заметно на глаз, что приходится подниматься в гору. Самоед не боялся выдохнуться раньше времени – все равно скоро должно было стемнеть, и, хочешь не хочешь, пришлось бы делать привал. И продолжать путь с рассветом, за пару часов отдыха восстановив силы.