Рыжая племянница лекаря
Шрифт:
Я почувствовала, что краснею от смущения, хотя до сих пор думала, будто к обсуждениям треклятой рыжины мне не привыкать.
– Милая девушка, – сделал вывод герцог, все так же витая в отвлеченных размышлениях. – Меня когда-то интересовал такой тип внешности – не то девочка, не то потешный мальчишка. Она бы могла играть в пьесах Пикеспаркса, тот любил использовать в сюжетах ходы с переодеваниями.
– Благодарю вас, ваша светлость, – прошептала в растерянности, ведь мне было не под силу понять большую часть речи герцога – за всю жизнь я не осилила и трех книг,
– Впрочем, перейдем к делу, – герцог отвлекся от изучения моего раскрасневшегося лица. – Моя жена взволнована не на шутку, как я погляжу. Дорогая, не оставишь ли ты нас с господином лекарем наедине?
Герцогиня слегка присела в реверансе, устремив на мужа умоляющий взгляд, и покорно направилась к дверям. Господин Огасто не выразил недовольства в связи с тем, что я осталась в библиотеке, и вновь мне пришлось почувствовать себя глупой собачонкой, которая может разве что позабавить на пару минут, а затем ей позволялось вертеться у ног, если она не вела себя при этом слишком уж навязчиво.
– Итак, почтеннейший лекарь, вы не смогли вовремя увернуться… – задумчиво произнес герцог, посматривая на дядю искоса и едва заметно усмехаясь. – Моя супруга все-таки добилась своего. Я полагал, что затею с врачеванием удастся отложить до нашей весенней поездки в столицу.
Мысль о безумии герцога казалась нелепой, когда я смотрела на его спокойное приветливое лицо. В глазах господина Огасто светилось лукавство, в быстрой улыбке его содержалось куда больше благоволения, чем обычно причиталось на долю нахальных ярмарочных шарлатанов, и сердце мое едва не перестало биться – так был хорош собой герцог Таммельнский.
Дядя Абсалом также пребывал в растерянности, хотя вряд ли на него подобным образом воздействовала красота его светлости. На лице родственника было написано беспомощное недоумение, и мне стало ясно, что бедный дядюшка окончательно запутался и отчаялся понять, что же сейчас происходит.
– Не волнуйтесь, господин… э-э-э… Рав, – герцог сделал успокаивающий жест тонкой рукой. – Женские капризы иногда невероятно докучливы. Их можно пропускать мимо ушей и глаз, однако рано или поздно придется уделить им внимание. О лекаре моя супруга стала заговаривать еще с средины лета, и раз уж вы стоите передо мною, почему бы не удовлетворить эту прихоть Вейдены?
– Кхе-кхе, – закашлялся потрясенный дядя, все еще не знающий, стоит ли произносить хоть что-то в присутствии его светлости, рассуждающего настолько здраво, что пугало это сильнее иных безумных речей.
– Вижу, вы все еще обеспокоены, – улыбка герцога содержала так много тепла, что под ней мог вызреть средних размеров арбуз, – но, право слово, мы оба сможем извлечь пользу из этой затеи. Успокойте госпожу Вейдену, отвлеките от тягостных, пустых мыслей, раз уж она решила, что вы достойны ее доверия. Я позволю вам остаться в моем доме, определю щедрое жалованье и стол, но слышать о вас я хочу как можно реже. Надеюсь, у вас хватит смекалки для того, чтобы это устроить.
– Ваша светлость, – наконец обрел дар речи дядюшка Абсалом, – я сделаю все, что смогу.
– Вот и прекрасно! – герцог вновь одарил нас своей несравненной улыбкой. – Идите к госпоже Вейдене. Я отдам приказ управляющему, и вы не будете ни в чем нуждаться. Надеюсь, вы станете первым и последним лекарем, которого я принял на службу.
Дядя принялся истово кланяться и пятиться к двери. Я согнулась в три погибели и последовала за ним, но не удержалась и подняла голову, чтобы напоследок еще разок взглянуть на господина Огасто, все так же сидящего за столом. Лучше бы я этого не делала.
Красивое лицо герцога было мрачнее тучи.
Плохое настроение дядюшки Абсалома после беседы с его светлостью как рукой сняло. Он сиял словно новая крона и разве что не пританцовывал на месте. Я была прощена.
– Это самый замечательный герцог, которого я когда-либо видел! – произнес дядя в восхищении.
– И самый красивый, – поддакнула я.
– Неужто? – удивился дядя и задумался. – Да, я не заметил в нем проявления каких-либо недугов, отменный цвет лица… Скорее всего, его пищеварение работает как часовой механизм. Отличнейшие зубы. Да-да, я редко видел зубы в столь хорошем состоянии, а уж я их повидал немало…
– И что же мы теперь будем делать? – перебила я дядюшку.
– Как что? – удивился тот. – Найдем управляющего, передадим ему, что герцог велел обращаться к нам с почтением, и пусть нам подыщут комнату для жилья, да потеплее…
– А как же герцогиня? – нахмурилась я, посчитав, что дядюшка слишком легкомысленно отнесся к произошедшему, хоть в подобном недостатке он обычно обвинял меня.
– Милая моя, беда герцогини в том, что ей нечем себя занять, – отмахнулись от меня. – Подобные нелады случаются во всех богатых семьях. Не скажу, что я искушенный знаток в этой области, но уж придумать, чем развлечь скучающую молоденькую женщину, столь внимательно относящуюся к здоровью телесному и душевному, я смогу. Все же я был женат три раза, не забывай об этом!
Я промолчала, не желая напоминать о том, что две его жены подозрительно быстро упокоились на кладбище, а третья сбежала с бродячим театром. Семейная жизнь дядюшки Абсалома не могла служить образцом для подражания, однако он сам об этом никогда не задумывался.
– Интересно, сколько в сем дому пустующих комнат?.. – между тем разговаривал сам с собой дядя. – Здесь наверняка можно устроить настоящую лабораторию. Надо будет намекнуть герцогу… Так, сейчас же пойдем искать управляющего! – и он решительно направился по коридору.
– Ах, господин аптекарь! – вдруг раздался за нашими спинами голос госпожи Вейдены. – Я не думала, что вы справитесь так быстро! Ну скажите же мне наконец, что с ним?
– Ваша светлость! – дядя резко развернулся и поспешил ей навстречу, кланяясь на ходу. – Чтобы поставить диагноз вашему супругу, не потребовалось и пяти минут.
– Это излечимо? – герцогиня побледнела.
– Вне всякого сомнения!
– Что же за болезнь одолевает моего супруга? – Вейдена прижала руку к сердцу.