Рыжая
Шрифт:
— Значит, эта девушка — твоя бывшая — не спала с тобой. Извини, что говорю это, но ты такой чертовски сексуальный, как это возможно? Она была лесбиянкой?
Калеб криво усмехнулся, и я гадала, какие секреты он прячет за своими чувственными губами.
Он провел языком по нижней губе и посмотрел на Кэш.
— Кое-кто ранил ее эмоционально. К сожалению, так же поступил и я.
— К сожалению? — она поморщилась, и ее глаза дернулись в мою сторону.
Я ощутила его боль, даже не видя выражения лица. Вся эмоциональность Калеба отражается на его челюсти. Я заметила, что сейчас он сжал ее довольно сильно. Я потянулась к его руке под столом и переплела наши пальцы. Он думал, я предлагаю
Он поерзал на сидении. Кэш оценила то, как мы встретились. Как только она узнала, что он неохотно пошел на свидание вслепую со мной, она захотела узнать, почему.
— Что насчет тебя, Кэш? Какая у тебя история? — ресницы Кэш затрепетали. Я подавила улыбку и приготовилась к жесткому допросу. Калеб очень ловко умеет вытягивать информацию. Уверена, что к концу ужина, мы узнаем всю историю ее жизни.
Она подняла наманикюреный пальчик, чтобы убрать прядь волос за ухо. Кэш явно что-то скрывает. Я знаю, как выглядит женщина, у которой есть тайна; каждый день я вижу одну такую в зеркале. Все секреты можно узнать по женским глазам, и если уделить внимание, можно заметить, как в разговоре в них мелькают эмоции.
Калеб спросил, переехала ли она во Флориду одна, и я поймала ее быстрый взгляд вниз, прежде чем она бодро ответила:
— Да.
Я посещала уроки психологии в колледже, на которых изучала язык тела. Одна из лекций называлась «Искусство лжи». Нам необходимо было провести эксперимент, прочитав главу, по которой мы задали ряд вопросов человеку, которого не было в классе во время чтения. К моему удовольствию, я обнаружила, что человек, который пытается вспомнить действительно существующие факты, смотрит наверх или вправо, а человек, использующий часть мозга, отвечающую за воображение — ложь — смотрит вниз и влево. Кэш много раз опускала вниз свои глаза. Лживая. Маленькая. Обманщица.
— Где живет твоя семья? — поинтересовался Калеб. Он потер прядь моих волос пальцами. Кэш посмотрела с завистью.
— Они живут недалеко, — ответила она, отмахиваясь от вопроса.
— Недалеко отсюда?
— Мой отец живет здесь. Мать — в Нью-Йорке.
— Ты часто с ним видишься?
Она покачала головой.
— Не очень.
Еще одна долбанутая семья, без сомнений. Я почти кивнула в поддержку.
— Я бы хотела, чтобы у меня было больше времени, — быстро сказала она. — Я просто была занята переездом. На самом деле, мы очень близки.
Она приоткрыла рот, чтобы выдать еще одну ложь, но пришел официант с едой. Жаль. Я бы с удовольствием послушала.
Оставшуюся часть ужина мы просто болтали. Так, значит, она близка с отцом? Должно быть мило.
Глава 21
Настоящее …
Калеб скрывал от меня лодку. Что еще он скрывает? Мысль, что может быть, что-то еще, неотступно преследует мозг. Это все, о чем я в состоянии думать, задыхаясь от собственной подозрительности. Я так часто хмурюсь, что, наверное, когда все закончится, мне понадобится инъекция ботокса. Одно я знаю точно: я должна выяснить, скрывает ли он что-то еще, даже если для этого придется вторгнуться в его личное пространство. Калеб ненавидит, если кто-нибудь находится в его кабинете, когда его там нет. Я всегда предоставляла ему пространство, с учетом того, что вся остальная часть дома принадлежит мне, но сегодняшний вечер располагает к шпионажу. Я отпускаю Сэма сразу же после того, как он укладывает Эстеллу спать. Обычно, я заставляю его оставаться на несколько часов и смотреть
Открываю дверь в кабинет Калеба, не переставая жевать стебель сельдерея, и включаю свет. Я крайне редко захожу сюда. Вся комната пропахла им. Я делаю глубокий вдох, и мне сразу же хочется расплакаться. Я привыкла быть окруженной этим запахом каждую ночь, а теперь...
Я оглядываю разложенные повсюду стопки книг. Даже не знаю, когда он находит время читать. Когда он дома с нами, он готовит и общается… несмотря на тот факт, что по всему дому где-нибудь лежат книги, я, правда, никогда не видела, чтобы он читал. Однажды я убиралась и, пока несла книги, которые он разбросал по всему дому к нему в кабинет, из одной книги выпала закладка. Наклонившись поднять ее, я увидела что-то очень напоминающее монетку размером с пенни — или, по крайней мере, когда-то это был пенни. Теперь же, на нем выгравирована поговорка о поцелуях. Этот пенни странной формы, немного выгнутый и удлиненный. Я положила его обратно в его книгу, но в следующий раз, когда ездила за покупками, купила Калебу настоящую книжную закладку. Кожаную, привезенную из Италии. Я заплатила продавцу пятьдесят долларов, предвкушая, как Калеба впечатлит моя заботливость. Когда я преподнесла ему ее тем вечером за ужином, он вежливо улыбнулся и поблагодарил меня, не выказав ожидаемого энтузиазма.
— Я просто подумала, что тебе она нужна. Ты пользуешься этим странным пенни, и он, наверное, постоянно выпадает—
Его взгляд мгновенно метнулся к моему лицу.
— Где он? Ты ведь не выбросила его? — я моргнула и в замешательстве посмотрела на него.
— Нет, он в твоем кабинете, — я не сумела скрыть боль, прозвучавшую в моем голосе. Взгляд его глаз смягчился и, обойдя вокруг стола, он поцеловал меня в щеку.
— Спасибо, Лия. Это хорошая идея, серьезно. Мне нужно что-то получше, чтобы напоминать мне о месте.
— Месте?
— Где я остановился в книге, — он улыбнулся.
Я больше никогда не видела пенни, но подозреваю, что он убрал его куда-то, чтобы не потерять. Калеб чрезмерно сентиментален.
Столкнув стопку книг на пол, я, для начала, направляюсь к секретеру и начинаю вытаскивать документы. Счета, какие-то бумаги по работе — ничего важного. Потом приходит очередь шкафа для документов. Я просматриваю все папки, перечисляя названия документов вслух.
— Колледж, поставщики, документы на дом, документы по карточкам....
Я возвращаюсь к папке с документами на дом. У нас есть только один дом, помимо кондоминиума Калеба, который он захотел оставить. В папке лежат документы на три дома. Первый адрес это адрес нашего дома, второй — кондоминиума, а третий...
Я сажусь и перечитываю каждое слово... каждое имя. Мне кажется, что я пытаюсь прорваться сквозь стекло. Мой мозг прекращает взаимодействовать с глазами. Я заставляю себя читать дальше. Закончив читать, я уже не в состоянии сфокусироваться ни на чем. Я опускаю голову на стол, по-прежнему сжимая документы в руках. Мне становится трудно дышать. Плачу, но это не слезы жалости, скорее, слезы злости. Я поверить не могу, что он так поступил со мной. Не могу.
Встаю я уже в ярости. Я готова сделать что-нибудь безрассудное. Хватаю телефон, собираясь позвонить ему — мне хочется накричать на него. Но успеваю сбросить звонок, прежде чем проходит дозвон. Согнувшись пополам, я прижимаю руки к животу, и с моих губ срываются стоны. Почему мне так больно? Со мной поступали и хуже. Мне больно. Так больно. Мне хочется, чтобы кто-нибудь вырезал мое сердце из груди, чтобы я больше не чувствовала эту боль. Он обещал, что никогда не сделает больно. Обещал заботиться обо мне.