Рыжее братство. Трилогия
Шрифт:
Пока семейство хлопотало по хозяйству, собирая на общий стол, и готовилось к триумфальному открытию трактира, я сполоснулась с дороги в пристроенной к общему зданию мыльне. Чистой воды там было запасено вдоволь, она поступала от колодца по хитрой системе желобков, правда, оказалась ледяная, будто артезианская. Но главное — наличие! Осталось только нагреть воду магией. Все-таки нужда лучший учитель, и температура кадушки для омовения у меня получилась вполне себе нормальной. И что с того, что после каноя призывала ису,руну льда, чтобы кипяточек довести до умеренно-горячей стадии? Если об этом никому не говорить, то никто и не узнает, и репутация… хм… великой магевы не пострадает.
Приободрившись после мытья (правду говорят, водичка, даже не текучая, здорово усталость смывает), я отрыла в бесконечном пространстве сумочки любимый карандаш. Красками, чтобы глаза посторонним мозолило, рисовать не решилась. Изъяв у Кейра самый легкий и высокий из представителей отряда «табуретов трактирных», сообщила другу о своих намерениях и принялась за дело. Таскала табурет от двери к двери, залезала и чертила, чертила, чертила. Вверху, на перекладинах, выписывала защитную вязь и знак, отвращающий беды. Потом, подумав, добавила композицию достатка — на кухне у очага, и композицию охраны семейного благополучия — в той комнате, которую Кейр с Алльзой выбрали для своей спальни. Руну исунакарябала на леднике и в погребе, эвайзс фехуна конюшне, чтобы лошадки здоровыми были и… Да, пожалуй, всего сейчас не упомню, но точила карандаш раз пять, поэтому к концу мирных трудов он уменьшился по крайней мере на четверть, зато я осталась довольна.
Фаль, для которого руны блистали всеми красками мира, довольно звенел, мельтеша от рисунка к рисунку, и любовался так восторженно, что мне даже чуток неловко стало. Алльза поначалу смысла моего эквилибра с предметами быта не уяснила, но Кейр не мудрствуя лукаво торжественно сообщил супруге, что предмет у меня в руке — мощный артефакт, и специальные знаки, начертанные им, тоже становятся артефактами для защиты и процветания. Трактирщица прониклась и сердечно поблагодарила меня за труды.
Обещанный пир для нас устроили на кухне, а не в зале, распахнувшей под вечер двери для жаждущего свежих новостей, пива и яств люда. Судя по гомону, топоту и грохоту, в помещение ухитрилась набиться как минимум половина села. А значит, внутри было тесно и душно. Определять на основе субъективных ощущений уровень кислорода в воздухе и отвечать на вопрос — чем пахнут сельчане? — попутно давая богатую почву для сплетен на свой счет, никто из нашей маленькой компании желания не проявил.
Мы снова расположились с комфортом на полюбившейся здоровенной кухне. Ветерок задувал в распахнутые настежь окна, так что ни жарко, ни чадно не было. Кейр и Алльза, снующие между кухней и залом, по очереди присаживались передохнуть и составить нам компанию. Мы болтали обо всем на свете: о новом хозяйстве, о наставлениях Заррана, о моих подвигах на ниве… гм… нив.
Было спокойно, даже гул голосов из-за двери, раскаты смеха и стук кружек ничуть не раздражали. Этот шум подействовал умиротворяющее, вроде неумолчного шелеста прибоя, я впервые за вторую половину сегодняшнего дня расслабилась, поверив, что беда прошла стороной. Меня отпустило! Все-таки, когда проблема касается близких людей, невозможно оставаться спокойной. Так что зря меня Гиз в служительницы записал. Тем-то небось, как выражалась подруга Галька, «по хрену метель», справедливые они, правильные и в любой из ситуаций выносят единственно верное решение. Меня вот все вокруг будоражит, и совести совсем нету, на глазах сегодня человека покалечили, а не стыдно, не стыдно — и все тут, только тихое удовлетворение получила: «Заслужил, гад такой, так расплачивайся! Очень надеюсь, что расплатишься сполна. А снова сможешь на ноги встать, так подлость сотворить тебе даже в голову не придет! Пуганая ворона куста боится, а ты, надеюсь, коли дрянь-дело задумаешь, у каждой двери призрак бедняги Заррана видеть будешь!»
— О чем задумалась? — тихо спросил меня Гиз, когда я, уйдя в размышления, не засмеялась вместе со всеми над шуткой Фаля.
Я раскрыла рот, чтобы ответить, что ни о чем, но вместо этого одарила друзей душераздирающим зевком:
— Думаю, спать пора.
— Иди-иди, — заботливым ворчанием поддержал благое начинание Кейр. — Ты за сегодня столько всего сотворила, не мудрено притомиться.
— А я еще пирогов хочу, — невзначай выдал сильф и покосился на меня чуть виновато. Дескать, я спать еще не готов. И то верно, ложиться на голодный желудок последнее дело. Я, если поесть нормально забуду, а потом ночью от голода проснусь, с боку на бок поворочаюсь, пойму, что уснуть никакой возможности нет, и топаю на кухню в поисках сладкого чая с хорошим куском колбасы. После такой подзаправки спится великолепно! Если, конечно, не мучает совесть после ночного перекуса! Лично меня отродясь не мучила.
Гиз немного задержался внизу, обсуждая что-то животрепещущее с Кейром, а я отправилась через вторую дверь, ведущую с кухни в обход общего зала, к комнатам на этаже. Киз вышел следом. Вряд ли он устал, наверное, киллеру хуже горькой редьки надоело общество, и он жаждал уединения. Желать доброй ночи друг другу мы не стали, хватит и того, что не поругались на сон грядущий.
ГЛАВА 9
И снова о преступниках, или Кладоискатели, вперед!
Не успела я снять рубашку (ряд мелких пуговичек-цветочков от воротника до пояса на эльфийской одежде нереально красив, но расстегнуть их в мгновение ока под силу разве что Копперфильду), как за стеной что-то сердито гаркнул Киз и тонко заскулили явно детские голоса. Акустика оказалась потрясающей, и мимолетно я успела порадоваться, что обнаружила примечательный эффект до того, как мы уединились в спальне с Гизом, а не после. Не страдаю маниакальной стыдливостью, но смотреть с утра в глаза понимающе ухмыляющемуся, а то и отпускающему скабрезности мужчине не было никакого желания.
Бросив дело разоблачения на полпути, я ворвалась в комнату телохранителя. Тот стоял в углу у открытого окна и держал в каждой длани по одному тощему вихрастому пацаненку. В левой был черноволосый, в правой — огненно-рыжий. Детки энергично подергивались, выворачивая шеи, перетянутые рубашками, брыкались и жалобно всхлипывали.
— Воров поймал, — с равнодушной суровостью сообщил мне Киз, а вот в глазах был явный вопрос: «Поймать-то поймал, а что мне с ними теперь делать?» Конечно, Гизов братец скорее откусил бы себе язык, чем спросил у меня совета или помощи, так ведь я не гордая, и без просьбы вмешаться могу, да и ребяток жаль. Как-то не похожи они на матерых рецидивистов или побродяжек, одежда пусть и простая, да чистая, и прорехи зашиты заботливо, умелой женской рукой.
— Опять воры? — удивилась я вслух и пошутила, вспоминая утреннее происшествие с травницей: — Вам тоже дудка нужна?
— Да-а-а, — заскулили на два голоса мелкие заморыши.
— Дудка? — Киз, ожидавший покушения на свои небольшие финансовые запасы, а никак не на артефакты магевы, так удивился, что разжал руки и выпустил незадачливых воришек. Те, не удержавшись на ногах, хлопнулись на попы. Отползли в угол и теперь сидели на полу да размазывали кулаками по мордахам сопли.
— Так-так, — подражая суровому телохранителю, резюмировала я, плюхнулась на лавку рядом с малолетними преступниками и спросила: — Откуда про дудку узнали?
— Папка мамке моей нынче вечером рассказал, я подслушал случайно, — проревел рыжий пацаненок.
— А ему кто рассказал? — уточнила я, пытаясь определить источник и ареал распространения слухов.
— Он сам виде-э-эл в трактире вчера-а-а, — проревел рыжий сынуля нашего, как подсказывала логика, пегого знакомца. Теперь, присмотревшись, я уловила отчетливое портретное сходство с родителем.