Рыжие бывшими не бывают
Шрифт:
— Привет... — всего одно слово, но как многозначительно звучало.
— Я, пожалуй, пойду, — она ретировалась.
— Ну зачем ты! — возмутилась я.
— А что? Ты меня стесняешься, что ли?
— Нет, конечно! — теперь я оправдывалась. — Просто… Просто…
— Что? — улыбался Костя.
— Что люди подумают…
— Что ты привлекательна. Я чертовски привлекателен. И у нас, если мы захотим, могут получиться красивые дети. Все логично.
Я перебирала ромашки, мысленно гадала «любит-не любит». Палец замер на лепестке «любит». Разве так бывает? Не кидает
— Ты не торопишься, Ромео?
— Может быть, но мне это нравится.
— Из любовниц сразу в матерь твоих детей? — иронично поинтересовалась.
— Давай для начала в театр сходим, — Костя поднялся. — Сейчас поймешь, какой я невежда в этой всей культурной хре... жизни, и все, плакали наши дети.
Он ушел, а я так и стояла, обнимая пахучие ромашки. Не знала то ли плакать, то ли смеяться: Костя принялся ухаживать, не скрывая симпатии. Это приятно. Меня не стеснялись и не пытались выставить мимолетной победой. Но сомнения, что сказка может превратиться в драму, карета в тыкву, а принц в чудовище, оставались. Сложно довериться человеку, который сам не знает, чего хочет. Возможно, ему просто нужно показать, какой бывает любовь. А может, я все еще цель. Не попробуешь, не узнаешь. Мое сердце тянулось у нему. Костя пытался доказать, что надежен. Людям ведь нужно давать шансы?
В президентской ложе мы, естественно, сидели не одни, но это совершенно не мешало Косте широко и с удовольствием зевать. Убранство Большого театра вживую поражало: темно-красный бархат, позолота, лепнина, но стремление воссоздать первозданный дизайн театра, вынуждал партер сидеть на жутко неудобных стульях. У нас в ложе такие же только побогаче, но они хотя бы не прикручены к полу!
— Понравился балет? — поправив элегантное платье, насмешливо поинтересовалась.
— Лучше в кино, там хоть целоваться можно.
— Ну так пошли в кино, — легко согласилась я. Мне тоже хотелось целоваться.
Темный полупустой зал. Дурацкий фильм. Карамельный попкорн. Он в смокинге. Я в вечернем платье. В животе бабочки, а в сердце настоящая весна. Я не уверена, что «жили долго и счастливо» — это про нас, но чувство между нами точно реально. Его нельзя было потрогать, проверить на зубок или нежно погладить. Но оно вибрировало между нами, ярко сияло и пахло горько-сладкой негой.
— Что будет, если поцеловать русалочку? — шепнул Костя, гипнотизируя взглядом.
— У тебя вырастит хвост, — ответила тихо.
— Главное, чтоб не рога, — пошутил он.
— Потрясов, испортил такой романтичный момент.
Да, мы не целовались еще. Ни разу после решения попробовать по-настоящему. Костя ждал, когда поверю ему. А я… Я поверила.
Сама потянулась, прильнула к твердым губам с ароматом терпкого кофе и вкусом запретного наслаждения. Испепеляющие поцелуи, такие нужные, необходимые. В его руках я ощущала себя дома. Защищенной, но свободной.
Жадные пальцы смяли подол серебристо-серого кашемирового платья, коснулись бедра, погладили тонкую шелковую полоску между ног. Костя сжал мои ягодицы, до боли и острого блаженства, затем с треском рванул трусики.
— Что… — мне не хватило времени спросить, снова закружилась в огненном желании. Большим пальцем растирал клитор, двумя другими входил в меня. Резко, громко, так невыносимо порочно. Я совсем потеряла нравственные ориентиры, позволяла делать это с собой в публичном месте. Вот тебе и расширение границ. И оргазм. Яркий, до красных кругов перед глазами, гортанным стоном, вырвавшийся наружу.
— Ты должен мне трусы, — произнесла, когда смогла говорить.
— А ты мне оргазм.
Мне стало стыдно. Невооруженным взглядом видно, что у него на двенадцать часов и, судя по болезненному стону, когда сжала член, очень давно так.
— Пойдешь завтра на свидание со мной?
— Завтра? — я была разочарованна.
Костя хмыкнул, по-мужски так, самцово. Знал, что хочу его. Но ведь и сам хочет. Ладно, подождем «завтра».
Рабочий день был в самом разгаре, хотя мыслями я была в другом месте: пятница, вечер, любимый мужчина…
Я вернулась к себе после совещания и обнаружила красивую белую коробку, перетянутую красным кружевом. Внутри трусики и цепочка с застежкой на шею. Я взяла карточку и улыбнулась:
Зачет по трусикам:))
Думаю о тебе…
— Я тоже, — проговорила и прижала к груди карточку. Затем нахмурилась. Что за шум? — Вадим Александрович, что произошло? — спросила, увидев взвинченного босса.
Он убрал от уха мобильный и взглянул на меня тяжелым взглядом. Тревожно. Очень.
— Что? — тихо спросила.
— Ксения… — он сжал кулаки. — Константин Юрьевич сорвался с лесов, на стройке.
— Костя?..
— Я еду в клинику… — но я уже бежала. Я должна быть рядом. Что бы ни было, должна!
Глава 14
Ксения
Я вырулила из подземного паркинга и рванула вверх, в центр. А куда ехать-то? Нужно обзвонить больницы… От страха мозги совершенно не хотели собираться в кучу. Хорошо, что босс у меня не такой порывистый.
— Ксения, в первую университетскую езжай. На Большой Пироговской.
— Спасибо.
Он тоже ехал. Они с Костей не просто работали вместе, лучшие друзья. Вадим Александрович был обеспокоен, значит… Нет, с ним все будет нормально! Это же Потрясов! Он просто не может умере… Даже думать об этом больно. Но, что бы ни случилось, я рядом. Он мне так нужен. Любой. Главное, чтобы был.
— К вам доставляли Потрясова Константина Юрьевича? — бросилась к стойке регистрации приемного отделения.
— Минуточку, — женщина опустила глаза в монитор. — Тридцать шесть лет? С травмой головы?
— Да…
С травмой головы… Господи, пусть это будет не то, что подумала.
— Он в терапии на третьем этаже, но туда нельзя.
Я снова бежала. Я чертов Форест Гамп! Взлетела наверх, но что дальше? Где его искать? В какой палате? С учетом того, что мне вообще здесь нельзя находиться… Я сделала лучшее из возможного — принялась открывать каждую дверь.