Рыжий город, или Четыре стороны смеха (сборник)
Шрифт:
– Да идите вы все знаете куда? – разозлилась Приблудова. – Вот ничего я не буду над собой делать! Узнает, значит, узнает, а нет – получается, не судьба. Надоело обманывать приличного человека! – После чего умыла лицо, превратившись в блеклую, незаметную моль, напялила что-то свое, неотличимое от обоев, и вместе с подругой и ее мужем отправилась в аэропорт встречать барона де Мориньяка.
Целый час они промаялись в ожидании. Сначала вышли пассажиры рейса Париж – Киев – Одесса, потом еще какого-то рейса, потом зал ожидания полностью опустел.
– Все домой! – скомандовал Вадим Сергеевич. – Наверное,
И тут из-за колонны появился ослепительный де Мориньяк.
– Натали, это есть ви? – подошел он прямо к Приблудовой. – Я уже много минут давно стоять там за столбом и столбенеть в изумлении. Месяц тому еще я полюбил ваш портрет. Но теперь я увидеть, что действительность превзошла всех моих ожиданий! Встаньте моей женой! Прямо здес!..
– Чистый бред, – шепнул обалдевший Вадим Сергеевич своей ошалевшей супруге. – Этого быть не может, потому что такого не может быть никогда.
Через несколько дней де Мориньяк и Приблудова, расписавшись в Одессе, отбыли венчаться в Париж.
Прошло какое-то время, и все резко переменилось. В Одессе в очередной раз решили побороться с коррупцией, вследствие чего Вадима Сергеевича сняли с руководящей должности и назначили вместо него абсолютно честного человека, а именно того, у которого, если помните, Вадим Сергеевич и выкупил в свое время из тюрьмы несчастную Наталью Приблудову. Супруга Вадима Сергеевича продавала уже последнее, что оставалось у нее «от Кардена». Семья еле сводила концы с концами, а из Парижа тем временем приходили возмутительные сообщения. Ну например: «Рене и Натали де Мориньяк в очередной раз пожертвовали миллион евро на борьбу с птичьим гриппом среди африканских страусов. Следующий свой миллион они обещают пожертвовать страусам австралийским».
– Это все ненадолго, – успокаивал Вадим Сергеевич свою жену. – Рано или поздно они разорятся. Не может твоя подруга, которая всю свою жизнь приносила себе и другим исключительно неприятности, вдруг ни с того ни с сего так поменять ориентацию! А ну, что там про них в Интернете? Угу… «За последнее время господин де Мориньяк сильно разбогател…» Хм… «Утверждает, что это заслуга его новой русской жены – красавицы Натали. Он называет ее «счастливый мой талисман…». Говорит, что не подписывает ни одного серьезного контракта, не посоветовавшись предварительно с супругой…» Так вот, оказывается, в чем дело! – дочитав до этого места, хлопнул себя по лбу Вадим Сергеевич. – Вот тут-то и зарыта собака. Злая собака судьбы барона де Мориньяка. Вспомнишь мои слова: рано или поздно Наталья посоветует ему что-нибудь такое, что ему уже мало не покажется!
И он, как оказалось, был недалек от истины. Правда, несколько не от той, которую имел в виду.
Через неделю из Франции пришел и-мейл: «Дорогие мои, очень по вам соскучилась, – писала Наталья. – У нас все хорошо. Рене в Америке. Завтра утром в нашем нью-йоркском офисе на сотом этаже Всемирного торгового центра он должен подписать очень большой контракт. Но я посоветовала ему перенести это подписание на недельку-другую. «Немедленно садись в «Конкорд» и лети в Париж! – заявила я. – Твои миллионы никуда не денутся,
Назавтра было 11 сентября, и тут уже всем, как говорится, мало не показалось. В этот день Рене и Натали, конечно, не прилетели в Одессу. Они прилетели через неделю.
А теперь слушайте меня внимательно, господа пожилые вдовцы и старые холостяки! Перестаньте заглядываться на молоденьких! Никаких таких радостей они не принесут вам в жизни. Или почти никаких. Больше внимания пожилым не очень эффектным неудачницам! Им достались уже все оплеухи судьбы, и теперь они способны приносить только счастье.
Одесский Декамерон
Одесса. Большой Фонтан. Ранняя осень, когда гроздья «изабеллы» и «лидии», еще совсем недавно украшавшие беседки старых одесских дач, уже превратились в молодое вино и за столами в этих беседках собираются настоящие одесситы. Их осталось совсем немного. Не больше, чем старых одесских дач. Но все-таки они еще есть. И когда они наконец закрывают рот, влив туда очередной бокал божественного напитка, и открывают его, чтобы рассказать друг другу очередную историю, – вот тут как раз и нужно оказаться рядом…
– Юрочка, ментовская твоя морда, – умоляют собутыльники грозу одесского уголовного мира полковника Семистакашина, – доставь людям радость! Расскажи хотя бы еще только один раз, как тебя разжаловали в рядовые!
– Не стоит, – кривится Юра, – я же уже рассказывал… Тем более это была первоапрельская шутка нашего туповатого генерала. Я лучше другое что-нибудь…
И, помолчав какое-то время, он начинает так.
– Жалею наших потомков. Их обманули и даже лишили жизненных ориентиров! Им зачем-то внушили, что самым крупным налетчиком за всю историю нашего города был Мишка Япончик, художественно воспетый поэтами и композиторами. Но это же совсем не так! Самый нахальный налет в Одессе совершил не он. Его совершил Коля Репаный со своей бригадой в 1991 году. А было так.
В то июньское утро он со своими соратниками ехал по городу на крутом джипе, купленном у какого-то залетного из Николаева. (Причем именно купленном, а не украденном и не угнанном – зачем эти терки-разборки с николаевскими? Правда, купленном за два рубля тридцать копеек.) И вдруг в самом центре города приказал своему водиле притормозить.
– Это еще что за избушка стоит, – поинтересовался Коля, – к синагоге боком, ко мне передом?! И смотри какая прикоцаная… Что-то я ее раньше не видел…
– Я эту избушку уже полгода пасу, – ответил водила по имени Лева Марципан. – Ясно, что крутые какие-то строятся. Но именно кто – неизвестно. А сегодня, видишь, леса поснимали, забор убрали, вселяются…
– Сладкие… – определил Коля, оценив размеры «избушки». – А ну пошли, познакомимся с деловыми.
Смешавшись с рабочими, заносящими мебель, бригада прошла через проходную, поднялась на второй этаж и вошла в первый же попавшийся кабинет. Там за небольшим столом сидел скромно одетый молодой человек и осваивал невиданный по тем временам заграничный прибор под названием «телефон-факс».