Рыжий Орм
Шрифт:
— И так как вы упомянули, — сказала Ильва, — что показываете свои трюки только перед особами королевской крови, то я как раз и пригожусь здесь, подобно многочисленным королям Ирландии.
— В этом нет никакого сомнения, — поспешно ответил Фелимид, — никто больше тебя не достоин называться королевской дочерью. Но есть одно обстоятельство, и если вы еще немного, послушаете меня, то я расскажу, в чем дело. Вам следует знать, что мой предок в восьмом колене, Фелимид Козлиная Борода, имя которого я ношу, был самым известным шутом во дни короля Финахта Весельчака, когда тот был верховным конунгом всей Ирландии, и предок мой был первым, кто крестился в нашем роду.
Однажды случилось так, что он путешествовал и, остановившие на ночлег в одном доме, встретил там святого Адамнана. Он проникся величайшим уважением к этому благочестивому аббату, более, чем даже к кому-либо из королей. Предок показал перед ним свое искусство, выступая в его честь, пока аббат сидел за трапезой, и так старался, что в усердии своем свернул себе шею, упал на землю почти бездыханным, но как только святой понял что произошло, он подошел к шуту и коснулся его шеи, произнеся над ним молитву; предок наш очнулся и ожил, только голова его с тех пор сидела на плечах немного косо. Из благодарности за это чудесное исцеление в нашем роду повелось так, что мы отныне выступаем не только перед королями и особами королевской крови, но и перед архиепископом Кешела и архиепископом Армага, и еще перед аббатом Иона и аббатом Клонмакнойза; и следует заметить, что мы никогда не демонстрируем нашего искусства перед язычниками. Так что у вас мы выступить не можем, как бы вы этого ни хотели.
Орм не сводил с шута глаз и изумился, услышав его последние слова, ибо тот говорил заведомую ложь, и Орм хорошо помнил Рождество у короля Харальда; и он уже готов был сказать об этом во всеуслышание, но встретил быстрый взгляд брата Виллибальда и прикусил язык.
— Может статься, что сам Господь пожелал этого, — спокойно продолжил второй шут, — ибо мы можем сказать не хвалясь, что многие из достойнейших воинов короля Харальда приняли святое крещение больше для того, чтобы не покидать зала, когда мы выступали перед королем.
Ильва попыталась что-то возразить, но Орм и брат Виллибальд удержали ее, а за столом к тому же все так шумели, захмелев от пива и выражая свое разочарование, что Ильву все равно никто бы и не услышал.
Тогда Орм сказал:
— Я надеюсь, что вы еще некоторое время погостите у меня в доме, и тогда мы насладимся вашим искусством, когда останемся одни: ибо у меня на дворе — все христиане.
Тогда молодежь загалдела еще громче, и послышались выкрики о том, что все хотят посмотреть на проделки шутов, чего бы это ни стоило.
— Крестите нас, если больше ничто не поможет, — выкрикнул один, — только поскорее.
— Да, да, — закричали другие, — пусть будет так, только быстро. Некоторые из пожилых людей засмеялись, но иные сидели в раздумье и нерешительно поглядывали друг на друга.
Гисле сын Черного Грима вскочил с места и выкрикнул:
— Те, кто не хочет креститься, пусть идет поскорее спать на сеновал, чтобы не мешать нам.
Шум и крики усилились еще больше. Брат Виллибальд сидел, склонившись над столом, и что-то бормотал себе под нос, а шуты спокойно потягивали из кружек пиво. Тогда Черный Грим произнес:
— Что ж, сдается мне, что креститься не так уж и страшно. Может, я размяк от крепкого пива и от дружеской болтовни. И может, все представится иначе, когда хмель сойдет и я услышу смех соседей и их колкие словечки.
— Но твои соседи сидят здесь, с тобой, — сказал ему Орм, — и кто же будет смеяться над тобой, если все поступят так же, как и ты? Скорее всего, ты и все остальные будут отныне смеяться над некрещеными, когда люди заметят, как устраивается ваша жизнь к лучшему после крещения.
— Может, правда и на твоей стороне, — сказал на это Грим, ибо никто не может отрицать, что ты самый удачливый среди нас.
Тогда брат Виллибальд поднялся со своего места и прочел над собравшимися молитвы на латыни, простерев над ними руки, и все, сидели молча и неподвижно, пока святой отец говорил, а многие женщины побледнели и затрепетали. Двое мужчин, напившихся больше остальных, поднялись и приказали своим женам оставить поскорее эту колдовскую церемонию. Но пока они разглагольствовали, все остальные сидели тихо, словно бы их и не слышали, устремив все свое внимание на брата Виллибальда. И тогда оба буяна уселись обратно на место, словно бы совершили все от них зависящее, и уныло продолжали тянуть пиво из своих кружек.
Все гости почувствовали большое облегчение, когда брат Виллибальд наконец перестал говорить по-латыни, которая звучала для них как некие магические заклинания. Он снова заговорил обычным языком и рассказывал им о Христе, о Его силе и милости, о Его желании спасти всех людей, даже грешниц и разбойников.
— Вот почему, — продолжал он, — никто из вас не исключен из тех, кого призывает Господь и к которым Он благоволит; ибо Бог всех созывает на свой пир и наделяет своими дарами каждого человека.
Слушавшие святого отца очень обрадовались, а многие из даже развеселились; ибо каждый из них нашел справедливым, что соседи его называются грешницами и разбойниками, и в то же время никто не относил эти слова непосредственно к себе.
— А теперь я надеюсь, — сказал брат Виллибальд, — что вы добровольно придете к Христу и будете пребывать с Ним всю свою жизнь, и что вы поняли, как вам следует вести себя, чтобы жить достойной жизнью и никогда не обращаться к другим богам.
— Да, да, — закричали нетерпеливо гости, — мы все поняли. Поторопись, а то нам нужно успеть еще кое-что другое.
— Вы должны запомнить еще одно, — продолжал брат Виллибальд, — впредь вы будете приходить ко мне, в этот Божий храм, каждое второе воскресенье, или хотя бы каждое третье, чтобы послушать волю Божию и узнать учение Христово. Обещаете мне это?
— Обещаем, — ревностно закричали гости. — Довольно разговоров. Время не ждет, скоро уже начнет темнеть.
— Для ваших душ было бы лучше, чтобы вы приходили в церковь каждое второе воскресенье. Но путь сюда неблизкий, так что я жду вас хотя бы каждое третье воскресенье.