Рыжий Ястреб
Шрифт:
Увидев внизу неподвижное тело, Табасх почти скатился с тропы, ободрав колени.
— Карела! — Он осторожно перевернул тело своей подруги, с ужасом представляя, что вместо милого личика вполне может увидеть размозженное месиво. Но внешне девушка была в порядке. Проклиная все на свете, и эту Ганду, так некстати попавшуюся ему в горах, и эту темную ночь, не позволяющую ему даже выяснить, насколько серьезны повреждения, Табасх ощупывал Карелу и от ужаса ничего не мог понять.
Чайка кричала где-то совсем рядом. Табасх не мог понять, где она, что она еще задумала,
— Будь же ты проклята! — в отчаянии выкрикнул стигиец.
Он разогнулся и нашел взглядом стремительный силуэт, снова начавший падать на них.
Не помня себя от ярости, Табасх выставил вперед руку. Извилистая белая молния сорвалась с его ладони и охватила чайку.
Страшно, не по-птичьи вскрикнула чайка и упала на камень рядом с Табасхом, поглощенная белым колдовским огнем.
Пока горела на камне чайка, в свете холодного пламени Табасх успел осмотреть Карелу. Бедняжка была без сознания, но ран Табасх так и не нашел. Обрадовавшись, Табасх заставил себя успокоиться и выполнить все, что следовало. Легкие поглаживания умелыми руками, способными нести не только смертельный огонь, влили свежие силы в обездвиженное ушибами тело — и вот девушка уже открыла глаза.
— Табасх, — простонала Карела. — О боги, почему она накинулась на меня?
Табасх не успел ответить. Взгляд Карелы упал на мертвенно-белый огонь, шевелящийся рядом на камне.
— Во имя мудрой Иштар, что это такое, Табасх? Она села с помощью юноши, и пока он, затаив дыхание, поддерживал ее за плечи, Карела, не отрываясь, смотрела, как обугленное птичье тельце теряет очертания, превращаясь в бесформенную кучку пепла.
— Это ты? Это ты ее сжег? — Карела в ужасе повернулась к Табасху.
— Но она… Она же сбросила тебя! — гневно отозвался Табасх. Больше он не испытывал к Ганде того сострадания, которое подсказало ему вчера превратить потерявшую от ужаса рассудок девушку в чайку. Лучше бы он воспользовался ее телом, как и прежде, или убил бы ее сразу.
— А кто такая Ганда? — подозрительно спросила Карела.
— Так звали чайку, — коротко сказал Табасх.
— Откуда ты можешь это знать? — удивилась Карела и встала на ноги с помощью Табасха.
Табасх не ответил, но, немного потоптавшись, разогнув ноги и потерев рукой ушибленные места, Карела почти утвердительно уточнила:
— Ты знаешь ее имя, потому что она появилась в горах оттуда же, откуда и белая крыса?
— Ох, Карела, ничего-то от тебя не скроешь, — вздохнул юноша. Какой был смысл отпираться? — Ты права.
Только не думал я, что чайка окажется еще мстительней крысы. Готов побиться об заклад, что Бриан и за кучу золота не захочет ко мне приблизиться. А Ганда не побоялась. Клянусь Деркэто, я не хотел ее убивать, ни тогда, ни сейчас. Она сама во всем виновата!..
— Может быть, — Карела оглянулась на пепел. — Хотя поверить трудно.
— Клянусь, Карела! Я не смог сдержаться, я очень испугался.
— Испугался? — Карела вытаращила
Табасх пожал плечами:
— Она могла тебя убить!
— Да, пожалуй, могла, — кивнула Карела. — Ты, похоже, совершил типичную мужскую ошибку. Знаешь, Табасх, постарайся, никогда не становиться врагом женщины. Причиной вражды может стать любая случайность, но длиться такая вражда будет вечно.
— Какие умные дочери у офирских солдат! — восхитился Табасх. — Эту мысль тебе тоже отец подкинул?
— Мой отец был кофийцем! — поправила его Карела. — А мать — немедийкой. Так что я тоже полукровка, как и ты, Табасх. А смешанная кровь, как известно, это не так уж плохо во всех отношениях.
Что иного оставалось стигийцу, кроме как согласиться.
— А почему именно чайка, Табасх? — вдруг спросила Карела.
— Не понял, — растерялся юноша. Карела с досадой поджала губы:
— Ну что тут непонятного? Я спрашиваю, почему эта бедняжка стала именно чайкой, а не совой и не ласточкой? Почему Бриан стал крысой, я понимаю. Но почему чайка?
— Не знаю, — протянул Табасх. — Она была беленькая, наверное, бритунка. Может быть поэтому…
Табасх вдруг различил в темноте, как хитро прищурились глаза Карелы, когда она спросила:
— А если бы я оказалась на месте Ганды, кем бы ты меня сделал?
— Да вразумит тебя сиятельная Деркэто! — испугался Табасх. — Еще чего удумала! Не то, что говорить, даже думать об этом не желаю!
— И все же, Табасх! — азартно выкрикнула девушка. — Ну, говори же! Надеюсь, не курицей?
— Ну ты скажешь тоже! — рассмеялся Табасх. — Ты стала бы… Не знаю, как тебе это понравится, но я сделал бы тебя ястребом.
Он немного подумал и уверенно закончил:
— Да, ястребом. Ни на что другое, Карела, ты не похожа. Стремительный, гордый и грозный ястреб.
— Разве ястребы бывают рыжими? — Карела прыснула со смеху, но было очевидно, что сравнение потешило ее самолюбие.
— Бывают, Карела, — подтвердил Табасх. — Бывают, поскольку одного из них, то есть одну из них, я прекрасно знаю. Ладно, вижу, что ты уже совсем пришла в себя…
— Да я никуда и не выходила! — фыркнула Карела. — Подумаешь, обморок! Хотя, конечно, спасибо, Табасх. Руки у тебя замечательные.
Скромно потупившись, Табасх принялся считать до десяти и обратно. Вспомнив, что и как он только что делал, как восхитительно нежна и прохладна была бархатистая упругая кожа Карелы, Табасх взялся за подсчеты с удвоенной скоростью. Видимо, поняв его проблемы, Карела легонько коснулась его плеча, отошла за ближайший крупный камень и опустилась за него, сообщив:
— Скажешь, когда пройдет чесотка! А я подремлю немного.
Через силу улыбаясь, Табасх стоял, вцепившись в камень и старательно усмиряя свое, как всегда некстати проснувшееся воображение, все же думал о том, что всю свою последующую жизнь: десять, двадцать, даже пятьдесят лет он отдал бы сразу и бесповоротно за возможность хотя бы всего одну-единственную ночь побыть обычным человеком. И провести эту ночь вместе с Карелой.