«С Атомной бомбой мы живем!» Секретный дневник 1945-1953 гг
Шрифт:
Год заканчивается, как начался — тревожно. После С’езда пока ничего особо не изменилось, но изменится крепко. И надо.
За кордоном тоже сложно. Эйзенхауэр ездил в Корею, чтобы стать президентом. Стал президентом, а дальше? Войну он так просто не кончит, если мы не будем нажимать. А у них на подходе Сверхбомба. У нас Игорь и Харитон тоже обещают, но у них денег до х…я, а у нас денег х..й. Не знаешь, где на что брать.
С сельским хозяйством хреново. Мартын Беруля [419] с Анастасом заседают, а толку нет. Коба сказал, что подключит меня и Георгия в комиссию по письму Холодова [420] .
419
Н.С. Хрущёв.
420
См. комментарий ниже.
Что им надо? Дела по горло, а они все амбицию гонят. Кто им виноват?
Нам надо бы немного свернуть свою внешнюю политику. С Тито Коба очень круто завернул. Тито заср…нец, но на него можно влиять. А так он просто уйдет к Америке и Черчилю (так в тексте. — С.К.).
А на Китай может не надо так надеяться. Коба им очень идет на встречу. Зачем? Они теперь от нас не уйдут так и так, к Америке им ходу нет. А Коба дает им больше, чем надо.
Ладно, сейчас главное разобраться у себя внутри. И собой бы заняться. Посмотрел в зеркало, толстею и толстею. Уже в волейбол не попрыгаешь. Сколько проживу при такой жизни, черт его знает.
1 ноября 1952 года ветеринарный техник Н.И. Холодов из Орехово-Зуевской районной ветлечебницы Орехово-Зуевского района Московской области написал письмо Сталину о положении в колхозах области. Подробно это, почти неизвестное, а на самом деле — одно из важнейших, событие в истории СССР в конце 1952 года я описал в своей книге «Зачем убили Сталина?», а сейчас ограничусь кратким изложением.
Письмо начиналось так:
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Как член Коммунистической партии желаю получить от Вас ответ на такие вопросы, которые волнуют, может быть, миллионы людей Советского Союза и о которых никто не осмеливается говорить открыто на собраниях, так как за подобную критику вы будете сильно наказаны.
Я хочу остановиться на вопросах, связанных с сельским хозяйством.
Согласно нашей прессы, в сельском хозяйстве мы имеем громадные достижения и ни в одной газете не увидите сигналов о недостатках. Вам докладывают секретари обкомов, им докладывают секретари райкомов, последним докладывают с низов. По радио транслируют… Орехово-Зуевский район успешно завершил сельскохозяйственный год, досрочно рассчитался с государством.
Посмотрим же на самом деле, как обстоит дело в действительности…»
И далее Холодов описывал картину не то что невеселую, а просто убийственную. Причём безобразия творились в столичной области, где секретарём обкома был Н.С. Хрущёв (он же член ПБ, секретарь ЦК и первый секретарь МК КПСС).
5 ноября 1952 года письмо Холодова уже было в Особом секторе ЦК и в тот же день легло на стол Сталину.
10 ноября 1952 года Сталин адресовал копию Маленкову и Хрущёву.
3 декабря 1952 года Бюро Президиума ЦК поручило Хрущёву рассмотреть факты, изложенные в письме Холодова.
11 декабря 1952 года Хрущёв в записке Сталину признавал справедливость ряда положений письма Холодова, но утверждал, что Холодов-де пишет «только о плохих колхозах» и «не знает, как работают передовые хозяйства», хотя сам Холодов, адресуясь к Сталину, заявлял: «Может быть, Вы скажете, что не надо смотреть на отстающих, а надо равняться по передовым — это я понимаю. Но я не понимаю того, что из года в год эти отстающие, а их у нас большинство, не растут в экономическом отношении, а деградируют…»
В итоге Сталин подключил к работе по письму Холодова Берию. И это ничего хорошего Хрущёву не сулило, потому что Берия умел быстро разбираться в тех вопросах,
Как видим, Берия это понимал, но, к сожалению, не до конца. Он видел в Хрущёве — как бы то ни было — товарища по общему делу. А Хрущев делом не жил никогда. Его «символом веры» была карьера.
1953 год
Этот год будет очень важным по всем линиям.
В этом году должны испытать новую модель Бомбы. Харитон и Сахаров называют разную мощность, но раз в десять больше РДС-1 будет точно. Важно то, что можно увеличивать до миллиона тонн тротила. Будет Сверхбомба, с Америкой будет легче. И в Корее можно будет легче кончить войну.
В этом году закончим Высотные Здания. Большое дело.
И еще одно большое дело может сдвинем. Коба как помолодел. Готовится к крепким переменам [421] .
421
См. комментарий ниже.
В декабре вызывал отдельно Георгия и Николая, потом отдельно меня и Берулю. Договорился со мной и Георгием заранее. Говорили по Мыкыте. Надо, чтобы все было спокойно, без подозрений [422] . А то Беруля поднимет крик, слёзы. Валяться в ногах он умеет.
Игнатьеву [423] Коба уже не верит. Верит Сергею [424] . Это хорошо.
Как будет с врачами, Коба пока не решил. Но тоже вопрос важный.
422
Эти слова проливают, пожалуй, некоторый свет на один загадочный факт. 16 декабря 1952 года Сталин принял в своём кремлёвском кабинете всего четырёх человек, и принимал он их странно. Вначале с 20.35 до 20.50 (15 минут) у него были Булганин и Маленков. Затем с 22.30 до 22.35 (5 минут) в кабинете были Берия и Хрущёв. Чем это объясняется? Возможно, тем, что Хрущёв утрачивал доверие Сталина, но Сталин пока не хотел этого показывать прямо. Хрущёв формально всё ещё входил в самый узкий круг высшего руководства — «пятёрку» из Сталина, Берии, Булганина, Маленкова и Хрущёва.
Возможно, готовясь к будущим действиям и уже решив поставить во главе их Тройку «Берия-Маленков-Булганин», Сталин вызвал вначале Булганина и Маленкова для делового разговора, а Берию с Хрущёвым — для дезориентирования и успокоения Хрущёва.
423
Игнатьев Семён Денисович, министр ГБ СССР, давний знакомый Н.С. Хрущёва по учёбе в Промакадемии и подчинённый Хрущёва по ЦК КПСС.
424
Сергей Гоглидзе, 1-й заместитель министра ГБ СССР.
Эта запись в дневнике Л.П. Берии не очень ясна, однако ее анализ приводит к вполне определённому выводу: Сталин в конце 1952 года приходил к мысли о необходимости коренных и срочных, но хорошо подготовленных кадровых, организационных и системных перемен в СССР при усилении роли Л.П. Берии и Г.М. Маленкова.
Одновременно предполагался вывод из высшего руководства Хрущёва и отстранение Игнатьева от должности министра ГБ СССР.
Анализ приёмов Сталиным посетителей в его кремлёвском кабинете в конце 1952-го и начале 1953 года также даёт много пищи для размышлений и ряда нетривиальных выводов, полностью изменяющих картину и суть последних трёх месяцев жизни И.В. Сталина.