С крестом и мушкетом
Шрифт:
Неизвестно, о чем думал в те дни де Бриту. То ли он надеялся, что, как и десять лет назад, прибудут корабли из Гоа и он отгонит двенадцатитысячное бирманское войско, то ли попросту недооценивал силы бирманцев, то ли надеялся на крепкие стены Сириама, но во всяком случае он сумел облечь ответ в благородную и гордую форму:
— Мы, португальцы, верны своему слову. Я дал слово гостю, что не выдам его, и я сдержу слово. Попробуйте отнять его у меня силой!
Стены Сириама были крепки. Несколько раз шли «а приступ бирманские войска, но всякий раз отступали. Защитники лили на головы врагов кипящее
Но защитников не хватало. Никто, кроме португальцев, полусотни разноплеменных рабов да свиты князя Таунгу, не стал на защиту города. Жители его спрятались, разбежались, а те, кого удалось заставить сражаться, пользовались каждой возможностью, чтобы скрыться или перебежать к нападающим.
Неизвестно, сколько бы длилась еще осада и чем бы кончилась она на этот раз, если бы ворота не были открыты изнутри. Бирманцами, жителями города.
Это случилось в воскресенье, когда большинство португальцев находились в церкви. Молились за ниспослание победы над язычниками. Португальцы, услышав шум, выскочили из собора. Благо он находился у ворот. Они успели вовремя. Передовой отряд бирманцев был изрублен и расстрелян. Ворота закрыли. Казалось, опасность миновала.
Но этот прорыв, пусть неудачный, решил судьбу крепости. Ее защитники пали духом. Отовсюду ждали измены. Не верили никому из бирманцев, никому из «цветных», даже сторонникам князя Таунгу.
Того, кто открыл ворота, найти не удалось. Для острастки де Бриту велел повесить троих случайно попавших под руку бирманцев. Но казнь не успокоила защитников…
Ил исходе шестой недели осады бирманцы закончили подкоп под стены города. И заложили туда бочонки с порохом. Взрывы прогремели в разных местах почти одновременно. Ждавшие этого момента бирманцы ворвались с двух сторон в Сириам. К ним присоединились бирманцы, оставшиеся в городе.
…Через полчаса пленных собрали на площади перед собором. Король Бирмы подошел к двум знатным пленникам. Впервые лицом к лицу встретились три властителя страны.
У Анаупетлуна было хорошее настроение. Последний оплот неповиновения в Бирме был сломлен, страна объединена.
И вот стоят перед ним двое: братоубийца, принц Таунгу, и феринджи, Маун Зинга, осквернитель пагод.
— Просите милости, — сказал король. — И я дарую вам жизнь.
Наступило молчание. Сотни людей, собравшихся на площади, ждали ответа португальца и бирманского принца.
Первым ответил принц.
— Ты можешь убить мое тело. Но покорить меня не сможешь. Мы братья с Маун Зингой. И я знаю, его ответ будет таким же.
Португалец молчал, гордо вскинув голову. Его мечта рухнула. Рухнуло дело его жизни. Да, он может вымолить жизнь у короля. И останется служить ему обесславленным и осмеянным. Уж лучше смерть…
— Последние годы мы жили одной жизнью, — продолжал принц. — Дай нам умереть одной смертью, брат.
Король нахмурился. Постоял немного перед пленниками, резко повернулся и ушел…
Говорят, де Бриту, распятый на громадном кресте, жил еще три дня. Значит, он видел португальскую эскадру, появившуюся у стен Сириама.
С флагманского корабля спустили шлюпку. На полпути к берегу ее встретила бирманская лодка. После нескольких слов, которыми обменялись сидевшие там,
За маневрами ее внимательно следили пушки Сириама. Теперь уже бирманские пушки.
Анаупетлун предложил португальцам уйти с миром и не возвращаться больше в дельту Иравади.
Те ушли. Игра была проиграна.
Кроме де Бриту и князя Таунгу, Анаупетлун никого не казнил. Пленных португальцев поселили в деревнях на севере Бирмы, около города Шуэбо.
И по сей день эти деревни называются в Бирме деревнями феринджи. Там живут потомки властителей Сириама. Из мужчин этих деревень набирали артиллеристов в бирманскую царскую армию.
Часть четвертая
ОХОТНИКИ ЗА ДУШАМИ
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ,
Братья обязаны немедленно, без оговорок и оттяжек, выполнить любой приказ Его Святейшества, направленный к распространению веры, независимо от того, пошлет ли он их к туркам, в Новый Свет, к лютеранам или куда бы то ни было — к еретикам или католикам
Офицер Иньиго де Лойола был баск по национальности и притом благородного происхождения. Он был глубоко религиозен. Впрочем, это не удивительно, ибо в Испании XVI века трудно было найти нерелигиозного человека, тем более дворянина. Был он фанатичен, что тоже не удивительно, ибо Испания, оплетенная густой сетью монастырей и соборов, задавленная инквизицией, привыкшая к многочисленным и страшным аутодафе, видала в те времена немало фанатиков.
Но де Лойола отличался от других тем, чго был мыслящим фанатиком — явление не столь уж частое и весьма опасное. Он разделял идеи того круга людей, которые видели большую опасность в коррупции, разъедавшей католическую церковь, в падении ее авторитета. Иньиго де Лойоле было тридцать лет, когда он оставил армию и решил посвятить себя спасению церкви. Он отправился в Париж, в университет, и погрузился там в изучение теологии. В годы учения он свел в стройную систему свои взгляды и сумел сплотить вокруг себя нескольких студентов, поверивших в его программу и в него самого.
А сводилась эта программа к следующему. Существует несколько католических орденов. Однако все они — францисканцы, доминиканцы, августинцы — выродились. Они занимаются своими мелкими проблемами, погрязли в интригах и жаждут обогащения. Эти ордена — не воители. Для того чтобы спасти католическую религию, нужен новый орден. Нужны сторожевые псы и солдаты, разведчики и палачи, уши и глаза, подчиненные непосредственно и только папе.
Теперь предстояли дела. С чего начать? Лойола и его последователи хотели было отправиться в Иерусалим поклониться гробу господню, но Иерусалим был занят турками, а потом, вряд ли путешествие туда могло кончиться благополучно.