С мамой нас будет трое
Шрифт:
Нет!
Но где-то в глубине себя он ощущал, как жгучее желание ослабляет волю, слышал, как шепчет «Да!» кровь у него в жилах, разнося жар во все уголки тела. Напрасно, он думал, что приобрел иммунитет к болезни по имени Брук Лоуренс…
Глава пятая
— Прошу вас, мисс Лоуренс, садитесь на мое место. — После того как с представлениями было покончено, председатель школьного комитета отступил в сторону и галантно предложил ей свой стул, но Брон хотела сидеть вместе со всеми родителями прямо на поле, поближе к Люси. Как бы поступила на ее месте
Да так, как и поступала с тех пор, как выросла достаточно, чтобы понимать: в жизни существует масса возможностей выбора, и если ты сама не изъявишь своих желаний, то это сделает за тебя кто-то другой.
Брон похлопала председателя по руке в знак того, что его любезность оценена по достоинству, и улыбнулась.
— Пожалуйста, не беспокойтесь. Я хочу присоединиться к остальным родителям, где смогу болеть за Люси: махать руками и вопить как сумасшедшая — и при этом не выглядеть по-дурацки. А поговорить нам можно будет и за чаем, не так ли?
В ответ все понимающе заулыбались. Брон едва верила тому, как легко все у нее получалось. Или это она сама успела так много впитать от Брук, наблюдая, как та манипулирует всеми и всем? Обладание властью такого рода может быстро ударить девушке в голову, подумала она, и если не поберечься, то это может и понравиться. Но сегодня она не собирается беречься. Сегодня она — не домоседка Бронти Лоуренс, заботливая и ужасно милая. Сегодня она — Брук, так что манипулировать окружающими ей даже необходимо. Включая и Джеймса Фицпатрика, если тот не будет вести себя как следует. Направляясь к полю, она усмехалась про себя, но при виде Фица с видеокамерой, идущего к ней через поле с непринужденной грацией, ее легкомысленное настроение моментально испарилось. Манипулировать им? Да кого она обманывает? С таким мужчиной это может довести любую женщину, оторвавшуюся от реальности, до беды. Большой беды.
— Это место не занято? — спросила она, быстро отворачиваясь, чтобы он не увидел, как она смотрит на него, словно влюбленная девчонка на эстрадного кумира, и уселась на детский стульчик, почти упершись коленями в подбородок, когда женщины, сидевшие рядом, молча кивнули. Заслонив глаза козырьком ладони, она посмотрела в сторону старта, где выстроилось около дюжины малышей с пухлыми ножками. — Какое первое соревнование? — спросила она, почти ощутив тот момент, когда Фиц внезапно остановился и повернулся в другую сторону. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не обернуться и проверить, так ли это.
Тут соседка протянула ей лист бумаги со списком состязаний и указала на первую строку.
— Это детсадовское соревнование с яйцом и ложкой.
— О, гениально. Интересно, кто-нибудь подменил одно из яиц на сырое? Когда я училась в школе, кто-то всегда это делал… — И лед был сломан.
Медленно ведя камерой по рядам родителей, чьи лица светились радостью оттого, что не было дождя, что они увиделись со старыми друзьями, что могут «поболеть» за своих детей, Фиц вдруг увидел прямо перед собой Брук, смеющееся лицо которой заполнило видоискатель. Она засмеялась в ответ на что-то, сказанное сидящей рядом женщиной, и все вокруг нее тоже начали смеяться. Что же в ней было такого, что заставляло людей думать, будто она очень славная!
Что бы они подумали, узнав, с каким дьявольским упорством она настаивала
Он смотрел на нее через объектив, вспоминая, как она была молода и как испугана, как панически боялась утренней тошноты. В беременности для нее не было ни красоты, ни радости, это уж точно.
Ему стоило неимоверных усилий следить за тем, чтобы она ела как следует, чуть ли не силой гнать ее в женскую консультацию, записаться вместе с ней на курсы естественных родов, чтобы знать, что делать, когда все начнется. Он успокаивал ее, когда она обнаруживала следы растяжек, покупал специальное масло и натирал им ее быстро растущий живот, уверял ее, что она все такая же красивая и желанная…
Он даже печатал ей курсовую работу в последние месяцы, когда у нее возникли проблемы с давлением и ей было рекомендовано больше отдыхать, возил ее на лекции, следил, чтобы она соблюдала постельный режим в остальное время.
И сидел с ней все долгие часы родов, читал ей, растирал спину, давал сосать кубики льда, заставлял правильно дышать, когда ей хотелось лишь одного — дать себе волю и кричать, кричать. Наградой ему была возможность наблюдать обыкновенное чудо — рождение Люси. Он влюбился в нее с первого взгляда.
А потом, когда лежащей рядом с ней малышке не исполнилось и часа, Брук заявила, что отдаст ее на удочерение.
Он был на сто процентов уверен, что она об этом пожалеет, что через несколько недель или месяцев вернется, захочет расторгнуть сделку. Он умолял ее выйти за него замуж. Был готов на все, чтобы это крохотное, беззащитное существо осталось с ним. Она это поняла и использовала. Под очаровательной внешностью скрывалась самая крутая женщина из всех, кого он когда-либо встречал.
А когда она получила все, что хотела, и подписала бумаги о передаче Люси под его опеку, то сказала ему, что он сумасшедший. Может, так оно и было, но за те восемь лет, на протяжении которых он растил Люси, ставки еще больше возросли. Восемь лет назад он был очарованным простачком без малейшего понятия о том, как изменится его жизнь и какую ужасную ответственность он на себя берет. Теперь он это знал и готов был пойти на все ради того, чтобы Люси по-прежнему была с ним.
На все.
— Вы — мать Люси?
Пожонглировав своей чашкой с блюдцем, Бронти достала портмоне и извлекла десятифунтовую купюру.
— Да, — сказала она, расплачиваясь за лотерейные билеты. Как-никак, а Люси именно за этим и позвала ее сюда — чтобы все знали, что она не врала.
— Но ведь вы с Фицем не… не были…
— Женаты? — Бронти ощутила присутствие Фица у себя за спиной за секунду до того, как его рука опустилась ей на плечо, но все равно вздрогнула.
— Брук считает брак пережитком. — Он взял у нее чашку, со стуком подпрыгивавшую на блюдце. — Или по крайней мере считала. Может, сейчас ты считаешь иначе, дорогая?
Чувство уверенности в себе росло сегодня у Брон с каждым часом. Она провела годы, ухаживая за матерью, и привыкла к тому, что ее считают женщиной ограниченной. Ведь если бы она соображала,то поместила бы мать в интернат для престарелых и попробовала бы добиться чего-нибудь в жизни, как сестра. Правильно?