С неба – в бой!
Шрифт:
– Простите, что спрашиваю, но это необходимо… Личная жизнь? Подруги?
– Ничего не знаю точно. Одно время вроде у него была невеста.
– Местная?
– Нет, из Монастырска. Сотрудница музея. Как зовут, не знаю.
– Они давно перестали встречаться?
– Он мне об этом не докладывал.
Елизавета Алексеевна произнесла эти слова неожиданно резко, даже зло, уже совершенно не владея собой. Потом сильным движением головы откинула волосы назад, посмотрела куда-то вверх. Анисимов понял, что перешел невидимую
Анисимов выдержал паузу, потом спросил:
– А школьные товарищи, однокурсники? С ними он поддерживал отношения?
– Не знаю. Впрочем… Кажется, в Белецке, когда там бывал, останавливался у своего старинного приятеля… Не помню точно. Кажется, его зовут Петр… Фамилия у него еще какая-то странная, двойная. Он мне что-то говорил. Вроде Ерова-Полытина, что ли, не помню…
– Валентин Владимирович часто выезжал в город? В Монастырск? Белецк?
– Да нет. Хотя прошлой зимой много работал в области, в архиве и библиотеках.
– В архиве?
– Да. Он писал исследование о боях в наших местах в Великую Отечественную. Собирался это напечатать. Между прочим, хотел включить в книгу несколько детских работ. Вполне профессиональных, скажу откровенно.
– Понятно. Теперь еще один вопрос. Чем именно занимались дети во время походов? Выявляли воинские захоронения? Или собирали гильзы, ржавое оружие? Копали землянки?
– Всего понемногу. Но по большей части – пополняли школьный музей. У них там соревнования даже были. Кто больше откопает…
Она улыбалась сквозь слезы и так выглядела еще более привлекательной. «Наверное, в нее тайно влюблены некоторые старшеклассники», – вдруг не к месту подумал Анисимов.
– А Юра? Как его фамилия, кстати?
– Юра Беспалко.
– Он ездил с Валентином Владимировичем во все походы?
– Больше всех. Фактически Юра – его помощник. Прекрасно разбирается в военной истории, топографии, археологии, нумизматике. И так далее…
– И вы говорите, он исчез?
– Да. Вчера не был на уроках. И сегодня. Но главное – его уже два дня нет дома. Дядя говорит, что сорвался в воскресенье ни свет ни заря. Ребята тоже ничего не знают.
– А когда вы видели его в последний раз? – неуклюже выразился Анисимов, тут же внутренне отругав себя последними словами.
– Тоже в пятницу, – ответила Елизавета Алексеевна и, не в силах больше сдерживаться, громко зарыдала, так и не выпуская из рук пустой и ненужный теперь чайник.
В этот момент, будто подхватывая инициативу, громкой тревожной трелью залился длинный школьный звонок.
X
Монастырск
28 апреля 2004 г
Раннее утро
Поезд несколько раз дернулся, как будто споткнулся, и резко остановился. Заспанная проводница пробежалась по вагону:
– Монастырск! Монастырск! Стоянка – пять минут! Монастырск! Кто выходит?
Востряков, навесив на плечи вместительный рюкзак, протиснулся в тамбур и осторожно спустился на низкий перрон. Здесь больше никто не последовал его примеру. Только где-то вдали, у самого локомотива, на свежий воздух выбрались покурить две одинокие фигуры.
Около шести часов. Едва рассвело…
Поеживаясь от утреннего холода, Востряков огляделся. Платформа была совершенно пустынной. Лишь метров через двести, у бежевого облупленного здания вокзала, вырисовывались какие-то тени, почти призрачные в туманной дымке зарождающегося дня.
– К платформе номер один прибыл скорый поезд Москва – Белецк, – глухо оповестил неведомо кого сонный женский голос с легким южным «прононсом».
Никто не откликнулся на это объявление. Влажная от росы серая асфальтовая полоса, усеянная окурками и покрытая темными масляными пятнами, так и осталась безжизненной, как песчаный пляж на необитаемом острове.
Вострякова никто не встречал.
– Мужчина, не дадите прикурить? – пошатываясь, из вагона выплыло растрепанное создание в спортивном трико и мятой футболке.
Востряков обернулся, полез во внутренний карман. Девушка подошла, нетвердо передвигаясь по перрону в чудовищных разъезжающихся тапках, долго и старательно пыталась попасть сигаретой в колеблющийся огонек зажигалки, наконец глубоко затянулась, кивнула:
– Спасибо…
Подняла голову, уставилась в лицо Семена:
– А ты ничего… Как зовут?
От нее пахло водкой и луком.
– Иди, дорогая. А то на поезд опоздаешь.
Девица хрипло засмеялась, отрицательно покачала головой:
– А мне не надо ехать. Я… уже дома…
– Как дома? А вещи?
– А зачем мне вещи? – Девица развела руками, пьяным жестом, как черепаха, втянув голову в плечи. – Я на один день ездила. К другу. В Москву. Ты из Москвы?
– Из Москвы, – Востряков оглядывался, соображая, как избавиться от этой непрошеной собеседницы.
– Чем торгуешь?
– Я ничего не продаю, – Семен сделал шаг в сторону, собираясь двигаться к зданию вокзала.
– Не обманывай Зою! – вдруг громко произнесла девица, хватая его за рукав.
– Какую еще Зою? – грубо ответил Востряков, отстраняясь.
– Меня. Меня зовут Зоя, – доверительно сообщила девица и постучала по карману рюкзака. – А здесь-то что? Разве не товар?
– Нет. Не товар.
– Может, пойдем ко мне? – Зоя крепко держалась за рюкзак. – Ты не смотри, что я выпивши. Всё будет классно. Удовольствие получишь…