С небес на землю
Шрифт:
Откуда он вообще взялся?..
Анна Иосифовна никого не принимала и, по слухам, недомогала в своем загородном доме — аристократка, что с нее возьмешь! — и никаких разъяснений насчет заместителя сделано не было.
Милиция покрутилась на месте преступления довольно вяло, между прочим!.. Личность убитого так и не установили, откуда он взялся, не разобрались, сняли какие-то показания и тоже как в воду канули!..
Немного поговорив с Екатериной про отгрузки, Стрешнев отодрал от монитора желтую бумажку с цветочком и словом «сука» — от греха подальше, донесут Митрофановой, хлопот не оберешься! — и задумчиво сжег ее в пепельнице.
Оба они пребывали
Восемнадцатый «первый вице-премьер», припомнилась ему какая-то давняя политическая шпилька, подпущенная журналистами в адрес слишком раздутого государственного аппарата.
Этот самый третий заместитель — кость в горле! До последнего времени их и было три, но Вадим Веселовский уволился, да еще не просто так, а со скандалом, который, правда, быстро замяли. Зачем опять понадобился третий заместитель, когда они вдвоем с Екатериной прекрасно руководили издательством все последнее время! И дело процветает, и совокупные тиражи растут, и авторы пишут, и книжные розничные сети счастливы — может, не все и не до конца, но счастливы же!..
Литовченко их работой всегда был доволен. Тогда зачем третий?.. И кто его назначил?! Директриса, которая никогда в жизни не принимала никаких решений?!
И что она имела в виду, когда прошептала над трупом трагически, как в кино: «Нас же предупреждали!»?.. О чем предупреждали?! Кого «нас»?! Ее и Литовченко?! Но это невозможно!
И сразу после этого она упала в обморок! В самый настоящий. Она не играла на публику и упала некрасиво, боком, прямо на руки охранника, юбка задралась почти неприлично. Упала от вида крови? От страха?..
Телефон деликатно пропиликал три раза, и секретарша тоже очень деликатно прощебетала, что привезли «сигналы» — сигнальные экземпляры — за этот месяц. Может, Александр Николаевич распорядится послать за ними?
Александр Николаевич распорядился, напротив, никого не посылать и отправился сам. Сигнальные экземпляры привозили на пятый этаж, где царствовала — но не правила! — Анна Иосифовна. Ему было решительно нечего делать в кабинете директрисы, да еще в ее отсутствие, но он все-таки решил подняться — просто так.
Она занимала весь последний этаж, переделанный во дворец. Дворец венчал издательство, как кокошник голову русской красавицы. Умен, ох, умен Литовченко, придумавший себе такую вывеску! Иностранцы и чиновники всех мастей и сортов приходили в неописуемый восторг.
Здесь были картины, резные столики и полосатые чиппендейловские диваны. Здесь была курительная, обшитая английским дубом девятнадцатого века. Здесь был зал для приемов с наборным паркетом и громадной люстрой, низвергавшейся с потолка хрустальным водопадом. На Новый год под люстру, в самый центр паркетной розетки, ставили ель, которую везли издалека, из Тверской губернии, наряжали старинными немецкими игрушками и зажигали витые канделябры возле камина — чтобы все было по-настоящему.
Имелась также библиотека со стремянкой и уютными кожаными креслами. У стремянки были латунные колесики с ободками зеленого плюша — чтобы не скрипели и не портили пола! — а в креслах лежали уютные пледы и подушечки. И здесь на самом деле можно было читать и даже писать. Маня Поливанова, полоумная детективная авторша, дожидаясь приема у Анны Иосифовны, там и писала по-настоящему!.. Ей приносили кофе, огромную чашку, и запах, горячий, острый, подвинув запах книг, заполнял библиотеку, а Маня сидела, подняв на лоб очки, и строчила текст в своем ноутбуке. Время от времени ее специально приглашали «поработать в библиотеке» — когда приезжали важные партнеры или начальники из правительства и Министерства печати.
Маня послушно приезжала, усаживалась писать, требовала кофе, ее демонстрировали публике, и все умилялись — надо же, какая необыкновенная обстановка в издательстве «Алфавит»! Созданы все, все условия для работы с авторами.
Созданы, разумеется, Анной Иосифовной.
Обстановку вокруг себя она и впрямь сотворила необыкновенную.
Все обожали и дворец с библиотеками и каминами, и ее самое, и так было заведено, что в издательстве она занимается только приятными делами. Сообщает авторам о повышении тиражей и, следовательно, гонораров, раздает награды — раздавать награды ее научили на семинарах в Швейцарии, которые она очень любила и не пропускала ни одного. Со времен вождя пролетарской революции все русские как-то особенно полюбили Швейцарию, именно как место для приятной и легкой работы, хоть революционной, хоть литературной, хоть какой! На обратной дороге утомленная семинарами директриса всегда заезжала на недельку в Виши или Баден-Баден отдохнуть и поднабраться сил. Там, среди Альпийских гор и лужаек, ей и объяснили, что командный дух нужно укреплять и людей поощрять, и Анна Иосифовна с удовольствием укрепляла и поощряла.
Устраивались детские утренники и выставки свадебных фотографий, организовывались пикники с шашлыками и коньяками или — по сезону — лыжные прогулки с самоварами и блинами. Для молодежи, которой в издательстве было полно, отдельно — клубы, пиво, шары в боулинге покатать, на танцполе поскакать.
Анна Иосифовна ревностно и пристально следила, чтобы никто не был обижен и недоволен, чтобы ни один вновь родившийся младенец не остался без приданого и на Новый год все получили глупейшие конфетные наборы в пластмассовых или картонных елочках, а на Восьмое марта у каждой женщины на столе непременно появлялся букетик, и не каких-то там пошлых мимозок, а самых настоящих весенних первоцветов.
В первоцветах она отлично разбиралась.
В издательском деле не разбиралась вовсе.
Ей казалось, что все идет хорошо, потому что на Новый год елка, а на Первое мая маевка и Маня Поливанова пишет в библиотеке очередной роман. Она искренне в это верила, и никто ее не разубеждал.
Дверь в кабинет стояла настежь, и Стрешнев вошел, тихонько усмехаясь.
Здесь хорошо пахло и было очень тихо, словно в подводном царстве. Книги, картины, изящные безделушки, свежие розы в узорчатой высокой вазе — всегда.
«Сигналы» лежали на огромном столе, который в издательстве называли «львиный» — из-за лап, на коих покоилась тяжеленная мощная крышка.
Стрешнев лениво перебрал их, отложил свои, думая о том, как восторженно Анна Иосифовна всегда копается в книгах, и прижимает их к груди, и листает, и цитирует удачные пассажи, и качает головой, и на глаза у нее даже наворачиваются слезы умиления.
Старая карга сентиментальна и романтична, как тургеневская девушка!..
Он подошел к ее собственному столу, который, в отличие от «львиного», называли «бабкин». «Бабкин» стол был изящен и легок, девятнадцатый век, резьба по дереву, авторская работа, разумеется. Здесь тоже были безделушки, штучки, чернильные приборы — и никакого компьютера!.. Компьютеры генеральный директор первого издательства России решительно не признавала, считала пустой затеей и не знала, для чего они нужны.