S-T-I-K-S. Лучник (свежак)
Шрифт:
Было ещё несколько нестыковок, сути которых Платон пока не понимал, а когда ты чего-то не понимаешь, то легко можешь оказаться на месте проигравших. Поэтому имперский егерь, прикинув первичные половые признаки к осязательному органу, принялся наводить порядок на загаженном пятаке, где хозяева этого мира слегка перекусили телами хозяев других миров.
Возвращался домой Платон, взяв сильного кругаля и крайне осторожно, но вокруг избушки всё оставалось пока тихо. Егерь проверил округу сканерами, но кроме Шуши, мгновенно почуявшей Платона и шлявшегося с хозяином мужа, и выскочившей из дома на улицу, никого на ближайших к заимке подступах не обнаружил.
Первым делом к девушке, так и плавающей в своих наркотически-сонных грёзах. Смена капельной системы с добавлением очередной дозы снотворного – рано Лике пока просыпаться. Очередная порция наркоты-спека, теперь с добавлением внутривенного живца (Платон ещё вчера узнал о возможности такого его приёма). И судорожные сборы всего, чего надо и не сильно надо, в Убежище.
В принципе, там есть всё, но повседневные продукты из кладовки и личные вещи надо забрать, а главное, разобрать и загрузить дедовскую самогонную систему – если уж становиться пассивным алкоголиком, то хоть хлебать качественную настойку, а не непонятно какую и кем произведённую бурду.
За это время остальные три экраноплана, повинуясь заложенной в компьютерные блоки программе, переместились на лужайку у дома, и осталось только разблокировать ворота Убежища и загнать машины в ангар. Разгружать их Платон будет потом.
Очистить от груза пришлось только личный экраноплан – на руках незнакомку и немногочисленные вещи, которые егерь забирал из избушки, не утащить. Убежище находилось хоть и недалеко, но не рядом – в недалёком отсюда овраге, по его дну весело бежит упомянутый ранее небольшой ручеёк. Дед был мужиком практичным и крайне умным: и о постоянном источнике свежей воды подумал, и о выходе на рыбное озеро (даром, что ли, зарыблял его остаток своей жизни?), и о лодках, стоящих у запасного выхода из Убежища.
Словом, работы у Платона было за гланды, и управился он только глубоко за полночь. Работал с оглядкой, периодически поднимая на полукилометровую высоту радиоуправляемый зонд, но пока никаких летательных аппаратов стационарный «Глаз» не обнаружил. В пятидесяти с копейками километрах поднимался столб дыма и уже к вечеру появился неясный шум двигателей – вот и всё, что произошло за остаток дня в округе.
В полной темноте, привычно отхлёбывая из фляжки вонючее пойло под названием «живец», Платон загрузил доверху тушками стерляди последний морозильный отсек. О вкусовых пристрастиях спасшего его сегодня лучшего друга забывать не следовало.
Электроэнергию для Убежища вырабатывал небольшой, но практически вечный ядерный реактор, с честью перенесший катаклизм перехода. Умная система контроля справилась с возникшей проблемой сама, иначе Платону даже проснуться было бы не суждено.
Впрочем, до недавнего времени у Платона Гордеева и так проблем имелось более чем достаточно. В то же время общее состояние его организма оставалось выше всяческих похвал. Голова не болела, тело не разваливалось, кожа на лице приобрела здоровый оттенок, а слабости как не бывало. Очень похоже, что вонючий местный стимулятор под знаковым названием живец работал много лучше, чем самые современные блокираторы и стимуляторы Императорского медицинского центра.
В крайний раз взглянув на фантастически чужое звёздное небо, Платон тяжело вздохнул, нажал на кнопку на личном коммуникаторе и совсем недалеко раздался приглушённый взрыв.
Очищенную от личных вещей бревенчатую избушку с обычной кухонной утварью и парой двуствольных охотничьих ружей с тремя десятками патронов с картечью и утиной дробью охватывало неспешное, хорошо видимое издалека, пламя.
Платон ещё раз вздохнул, вспомнив о вскрытой банке малинового варенья на одной из полок подпольной кладовки с остатками немудрёных деревенских закруток, и шагнул в тёмный, освещённый только тусклой аварийной лампочкой, переходной шлюз.
Большую часть дедовского варенья Платон, разумеется, упёр в Убежище. А чем ещё ему эту гадость по имени живец разбавлять?
Теперь оставалось только ждать. Если стронги сделали недалеко отсюда свою базу, значит, твёрдо знали, что их кластер в ближайшие месяцы, а то и годы не перезагрузится. А вот про свой кластер Платон теперь знал невероятное – на карте стронгов он был обозначен как самый обыкновенный стаб.
Маленький, прозрачный и беззащитный стаб. Место, которое никогда не перезагружается, а значит, у Платона и его пушистых помощников впереди очень много времени. Значительно больше, чем у муров и их покровителей, потому что этот кластер чуть менее двух суток назад перезагрузился, а перезагружается он настолько редко, что у бесконечно долго живущих здесь людей этот клочок земли обозначен как стабильная территория.
Теперь у императорского воина впереди целая вечность, и надо заполнить её смыслом, ради которого имеет смысл жить настолько долго.
Глава 4
Шесть суток промелькнули как один короткий зимний день. Наверху ночь сменяла день и наоборот. Обшаривая прозрачные сосновые леса самыми различными приборами, бессильно надрывались вертолёты взбешённых внешников. Бегали взмыленные, пинаемые своими командирами, команды муров. Натужно ревели насилуемые водителями моторы многотонных грузовиков, пулемётных внедорожников и юрких багги. Грохотали крупнокалиберные пулемёты и штурмовые винтовки, выбивая редкие стаи ошалевших от непривычного шума монстров.
Словом, поверхность жила весёлой, наполненной экстремальными занятиями жизнью, а вот глубоко под уровнем земли было тихо. Спокойно спала усыпляемая Платоном каждые двенадцать часов девушка. Беззвучно из капельной системы капало лекарство, едва слышно шелестела вентиляция да изредка шумел подогреваемый чайник.
Грыси валялись на полу в одной из комнат, ели, пили, играли, ругались – они были всё же семейной парой, (а какая семья бывает без скандалов?) да изредка подходили к работающему за компьютером Платону за дежурными поглаживаниями и почёсываниями. Лучшие друзья имперского егеря были хоть и большими, но кошками.
В процессе привычного непринуждённого общения они втроём накатили по перламутровой жемчужине, которые быстро усвоились. В животе на несколько мгновений стало горячо, а потом всё бесследно прошло.
О свойствах чёрного, красного, редкого перламутрового и ещё более редкого белого жемчуга Платон прочёл в дневнике стронгов. Странным было то, что крайне редкие перламутровые жемчужины были обнаружены им только у монстрообразного командира помощников внешников и в жилом транспорте, но ни у стронгов, ни у кого-либо из так называемых муров их не оказалось.