С тобой и без тебя. И снова с тобой
Шрифт:
Да-как-будто-это-в-принципе-возможно!
Вера не успевает ничего ответить.
— Вить, давай попробуем выставить другую световую схему.
Вера заторможено наблюдает, как они передвигают осветительные приборы, что-то на них регулируют. В студию возвращается Вика. Томно улыбается, подходя к Стасу. Теперь на ней какая-то бирюзовая сорочка с перьями. Кладет руку на его плечо. Стас резко освобождается.
— Света! — опять орет он, — Что у нас с волосами? Где, мать твою, локоны?
— А что я сделаю, — брюнетка Света появляется в студии, —
— Так смоги больше!
— Ну, я могу вымыть ей голову…
— Ты в своем уме? — Стас стучит по циферблату наручных часов. — Даю тебе десять минут.
Разворачивает обиженную Вику и легонько подталкивает ее под попу.
— Беги, малыш. Света сейчас все исправит.
Света бросает поверх Викиной головы уничтожающий взгляд, и они удаляются.
Стас еще раз обходит осветительные приборы, потом начинает регулировать что-то на фотоаппарате. Подходит к Вере.
— Ну, как тебе? — все это, не отрывая взгляда от своего чертова фотоаппарата.
Вера начинает заводиться.
— У вас всегда…ТАК?
— Когда как, — Стас на секунду отвлекается, поднимает на Веру взгляд. — Увеличу-ка я, пожалуй, выдержку.
— А?
— Стас, — окликает его Света.
Тот мгновенно поворачивается.
— Ну, вот другое дело.
Вика поднимается на подиум.
— Ста-а-а-ас, — томно и протяжно выдыхает она. — Как я тебе?
— Бесподобно! Вить, со схемой мы угадали.
— Ты поцелуешь меня?
Стас не делает ни малейшей попытки подойти ближе.
— Помнишь, о чем мы с тобой говорили перед съемкой? Я прикасаюсь к тебе вот этим, — ладонь Стаса обнимает снизу объектив камеры. — Давай, покажи мне, как ты этого хочешь.
— А потом, потом ты меня поцелуешь?
— Потом — все, что хочешь.
Минут через десять Вера потихоньку покидает фотостудию. Потому что ЭТО опять начинается. Хриплый жаркий шепот, который, кажется, звучит у нее в ушах. Влажные откровенные слова. И никому, нафиг, нет до нее дела. И нет никакого желания дожидаться обещанного Стасом «потом».
Вера решает прогуляться. Остыть не мешает. Да и дать нагрузку ногам для нее всегда означает возможность хорошенько подумать. Что ж поделать, если ей лучше всего думается на ходу. Несмотря на сырой апрельский ветер и попадающиеся по дороге лужи.
А подумать есть о чем. Черт, вот зачем он ее пригласил?! Чтобы показать, какой он офигенно крутой мачо? Как от него любая девка млеет, от одних только слов? И каких слов! Неужели думает, что после всего увиденного она будет с ним… У Веры нет ни малейшего понятия, как называется то, что она сегодня видела. Но она это делать не будет. Точно.
Два часа бодрым шагом заставляют Веру смотреть на события в фотостудии значительно более спокойно. Что сейчас действительно важно, так это то, что ноги гудят. Все, в ванну и спать.
И опять звонок в дверь. После ванны Вера завалилась в постель в чем мать родила. Поэтому сейчас приходится, под
— Вера, ты куда пропала? — на пороге Соловьев. Он в куртке, шею обматывает пижонский шарф. Видно, он только что с улицы.
Вера молчит. Когда она видит его спросонья, выдать удачную реплику удается через раз.
— Вер, — Стас не дожидается приглашения и шагает через порог, — ты себя плохо чувствуешь?
— Нормально, — со сна ее голос звучит хрипло.
— Ты исчезла так внезапно. Да и выглядишь, — он легко касается торчащих во все стороны волос, — неважно.
А как еще выглядеть, если лечь спать с мокрой головой!
— Стас, у тебя ко мне дело? — тон резок.
Он удивленно моргает.
— Мне кажется, нам есть что обсудить.
Бл*, еще один любитель «все обсудить»! Вера открывает рот, чтобы выдать наконец-то оформившиеся в голове гадости…
— Вкусная пицца, горячая пицца, — напевает мурлыкающим голосом Стас, — «Квадро кальцоне». Четыре сыра. Десять минут как из духовки. А злым капризным девчонкам не полагается.
Он ОПЯТЬ улыбается. Нет, это надо запретить! Международной конвенцией по защите прав человека.
— Вер, просыпайся и приходи. Есть новости.
Разворачивается и уходит.
Вот что ей точно надо было сделать, так это закрыть дверь, отключить дверной звонок и лечь дальше спать. Вместо этого, она, ведомая демонами саморазрушения, поперлась к Соловьеву. Правда, в отместку самой себе, прихорашиваться не стала. Волосы, как были, не расчесывая, стянула в хвост. Спортивные штаны и футболка довершили образ пэтэушницы. По этому поводу Вера даже линзы одела, чтоб очками не портить красоту такую.
У Соловьева, как всегда, не заперто. Сам Стас, сняв куртку и шарф, режет пиццу. Верин внешний вид оставляет без комментариев. Ясен пень, какое дело небожителям до внешности каких-то жалких людишек. Стас ставит тарелки с пиццей на барную стойку.
— Ну, как, тебе понравилось?
— Отвратительно! — Вера решает, что высказать все, что она думает по поводу увиденного сегодня — единственно возможный способ сохранить рассудок.
— Согласен, — Стас садится сам, делает приглашающий жест. — Курица редкостная. Ну, что делать. Не всегда есть возможность выбирать, с кем работать. Жаль, что ты не видела, как работают настоящие профессионалы. Но зато увидела, что ничего запредельного в этом нет. Если уж такие страшненькие и глупенькие справляются, то тебе сам Бог велел.
Стас успевает справиться со своей порцией пиццы к тому моменту, когда у Веры появляется какая-то разумная версия ответа на его слова. Потому что он просто переворачивает с ног на голову все ее впечатления от посещения фотосъемок. Впрочем, нельзя сказать, что, перевернутые, ее впечатления нравятся ей больше. Все как-то неправильно. Кроме последней фразы. Но ею она насладится потом.
— А, по-моему, девушка просто красавица, — наконец, говорит Вера, вспоминая эффектную раскованную Вику.