С тобой моя тревога
Шрифт:
— Да, тихо… А я люблю, когда людей кругом навалом.
— А вот и люди-человеки. — Дурнов остановился. — Не все спят, выходит. Есть и такие, у кого бессонница!
Навстречу им посреди дороги шли трое парней и девушка. На рукавах их были красные повязки. Они остановились в трех-четырех шагах от Дурнова и Одинцова.
— «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои», — продекламировал Дурнов и подался к тротуару, увлекая Одинцова, который поддерживал под локоть хромавшего больше обычного друга. — Уступаем дорогу правопорядку!
— Наши…
— Потиптопали, Ванюша! Баиньки пора… Тип-топ, тип-топ…
Глава седьмая
ИСКУШЕНИЕ
В общежитии Ольгу приняли как-то уж очень просто. В первый вечер, когда ее проводил Василий, было поздно. Все, кроме Любы, которая открыла ей дверь и вернулась к столу, уже лежали в постелях.
— Тихо!.. — сказала курносая Люба шепотом. — Здравствуй. Есть хочешь? Сыта… Ну, тогда ложись. Вот эта кровать — твоя… Подожди, шлепанцы тебе дам, разуйся у двери, чтобы не наследить.
Спать Ольге не хотелось. Она посидела на своей кровати, огляделась, потом подсела к столу.
— Чего читаешь-то? — спросила чуть слышно.
— Неорганическая химия.
— А-а-а!.. Учишься?
— В техникуме вечернем. Тебя как зовут?
— Ольга. Лихова Ольга… И работаешь, и учишься, выходит?
— Ага… А меня — Любой. Возьми, почитай что-нибудь. Или сделай мне бутерброд. Шифоньер открой, булка там и колбаса… тебе оставили. Может, тоже будешь?
Свет от грибка, поставленного на книгу, падает только на стол. Вся комната погружена в полумрак. Девушки спят. Иногда одна или другая во сне пошепчет что-то, вздохнет и повернется на другой бок. Только скрипнет пружинами сетка.
Ольга открыла дверцу шкафа. Дверца скрипит, и кто-то из девушек просыпается, просит:
— Тише вы, полуночницы…
— У нас коммуна. — Люба запивала бутерброд холодным чаем. — Обедаем в столовой, а ужинаем дома… Не совсем коммуна, конечно. На общий стол по двадцатке кладем. Дежурим по очереди. Вступаешь? По воскресеньям обедаем здесь. А остальные деньги от зарплаты трать куда хочешь. У нас еще черная касса есть. С соседней комнатой. Девять человек всего. Каждую получку по пятерке вносим, а кто-то одна, очередная, значит, сорок рублей получает да свою пятерку. Потом — другая. Вроде копилки получается. Тебе к скольки на работу? К восьми? Тогда не уходи, пока не позавтракаем.
Уже когда Ольга разделась и повесила черный свитер и юбку на спинку стула, Люба поинтересовалась:
— А вещи-то твои где? — И смутилась, поняв бестактность вопроса. — Извини… Нечаянно получилось.
— Обарахлюсь еще!
Ольга вынула из лифчика деньги, засунула их под подушку. Она хотела сказать еще, что такие тряпки, какие у нее были, Любке и во сне не снились; и шубка под норку, и платья всякие. Но промолчала: «Нашла чем перед девчонкой хвастать!»
Утром девочки постановили, что завтракать и ужинать Ольга будет с ними, хотя денег и не вносила.
— Садись, садись! — повелительно сказала Рита Белоусова и бесшабашно взбила пятерней бронзовое облачко волос. — Полопаешь и потопаешь… Ты, Ольга, принеси горчицы из столовки… Можно ведь?! Картошку вареную с ней — пальчики оближешь…
…Лихова не заметила, как прошла неделя и началась другая ее жизнь на воле.
— Твоя очередь мыть полы на складе и у заведующей, — сказала Настасья в конце работы. — Ты уж постарайся… А это тебе вот… Дома поешь. — Она подала ей сверток.
— Что там? — Ольга подержала в руках сверток и отложила в сторону, не разворачивая.
— Что да что. Мясо тушеное да маслица немного…
— Спасибо, — сказала Ольга. — Когда их мыть-то?
— Кончишь посуду — и иди. — Настасья ссыпала в ведро куски хлеба. — Ты того, старайся, девка!.. Особенно пыль у заведующей…
Ольга добросовестно вытерла сухой тряпкой стол, стулья и диван.
Диван с высокой спинкой и полочками по бокам. На полочках за стеклами чайник и пиалки, вазочка с дорогими конфетами. Дверочка не заперта, да и ключ в скважине. Конфет много. Взять, не взять? Одну-разъединственную?! Вот вымою полы, руки вымою — и съем одну. Не обеднеет директорша…
Она уже домывала полы, когда вдруг заметила свернутую десятку. Десятка лежала у вешалки, притулившейся к самой двери. На нее даже наступил кто-то, может, сама директорша: высох на бумаге след от острого каблука.
Ольга огляделась, подняла деньги, сунула в карман фартука. Сердце ее радостно забилось.
«Надо же, пофартило как! Каждый бы день полы мыть! Это же надо! Кофточку розовую, с ришелье на вороте, ту, что приметила прошлый раз, купить можно… И еще на чулки останется!»
Она с особым старанием домыла пол, присела отдохнуть на диван. Напротив, за окном, пожаром полыхало закатное небо. Окно выходило в степь, и вся она тлела до самых гор. Плавились от жара облака над горами. Неровные края их, обращенные на запад, к скрывшемуся за горами солнцу, впитали в себя золото и пурпур. С громким карканьем вдогонку за солнцем пролетела стая ворон. Их было видно долго, до тех пор, пока они не превратились в точечки и не расплавились, прикоснувшись к раскаленной кромке гор. В маленьком кабинете сладко пахло духами директорши. «Огнями Москвы».
Ольга достала с полки вазочку с конфетами. Прежде чем съесть, машинально пересчитали их, высыпав на колени. И вдруг догадка осенила ее: «Покупка! Проверяют! На честность!.. Ключик оставила, стерва, в замочке, специально: устоишь или нет! А сама, уходя, пересчитала «Мишек», все одиннадцать конфет учла. И деньги к порогу — специально! Гадина! Кому ты приманку кинула? Я же воровка! Из тюрьмы только… Чего же меня пытать-то? Я, может, завтра всю твою столовку вывезу до последней жестянки с томатом-пюре!»