С тобой навсегда
Шрифт:
— Как моя? — восклицаю я, оглядываясь в сомнении, — мне ли это сказано? может, тут еще стоит кто-то?
Но, кроме нас, в прихожей никого нет.
Кандидат серьезен:
— Твоя. Разве это так трудно понять? Ты же говорила, что тебя в театре обошли квартирой. Можешь считать, что справедливость восстановлена.
Он проходит на кухню.
— Постой, постой! — говорю я и иду вслед за ним. — Мало ли что я говорила. Я ведь и подумать
— Что я еще? — он смотрит на меня сверху вниз.
«Он уже смотрит на меня сверху вниз! Ну нет!..»
— Ну нет! — я решительно качаю головой. — Мы так не договаривались. Эта квартира — не моя.
— Твоя, твоя! — напирает он. — Чья же еще! И прихожая твоя, и кухня, и вот эта курица-гриль, приготовленная Катей в духовке. Хочешь, и Катя будет твоей?
Он смотрит на меня очень выразительно:
«Все здесь твое, если...»
И говорит:
— Там в комнате на столе лежит техпаспорт. Иди, впиши свое имя и владей...
— А если не впишу? — принимаю я позу ерша.
— Впишешь, — уверенно говорит он. — Всякому упорству бывает предел. Любая бы женщина вписала. И даже два раза. И ты впишешь. Никуда от меня не денешься. Для меня в этом свете невозможного мало... А потом мы вдвоем... распишемся совсем в других документах.
Тут я начинаю терять самообладание. Обида и злость наваливаются на меня. Он ведь покупает меня и даже не скрывает этого. Циник проклятый!
Я вспыхиваю:
— А если имя свое впишу, а замуж за тебя не выйду?
Он смотрит на меня внимательно:
— Люба, не горячись! И давай не будем друг с другом бороться. Надо жить, помогать друг другу, а не мешать. Вот я хочу сделать тебе подарок. Мне он по силам. Твоему театру, Мариинке твоей, не по силам, а мне — по силам. Так не мешай же, прими этот подарок. Не порти праздник капризом. Всего-то и делов, что сказать — да!
От негодования я топаю ногой:
— Слушай, умник! Ну что ты ко мне привязался? Не хочу я за тебя замуж! Понимаешь? Я вообще замуж не хочу... А с тобой просто провожу время! Чтоб в общаге идиотской не торчать, не скучать. Извини, конечно.
Он нагло смотрит мне в глаза:
— Врешь, красивая! Хочешь ты замуж!
Я круто разворачиваюсь на каблуках и стремительно выхожу из квартиры.
Кандидат торопится за мной. Ему трудно. Ему очень трудно поспевать. Моя скорость при всех его телесах — предел его.
Видя его сложности, я прибавляю ходу. Почти подбегаю к лифту. С силой жму на кнопку.
«Любишь вкусненько поесть? А вот догони-ка меня!»
Все жму и жму на кнопку. Краем глаза вижу, что Кандидат — такой большой и
Тут до меня доходит, что лифт занят. Тогда я пускаюсь стрелой вниз по лестничным маршам. Сейчас я — ветер. Даже хуже... В этом доме я — сквозняк!
Слышу, Кандидат с расстройства охает у меня за спиной.
— Люба! — зовет он жалобно.
А мне становится смешно. Все мое существо смеется:
«Мужчина, тоже мне! Убожество!»
Он обгоняет меня на лифте. Встречает на первом этаже. Я, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, едва не падаю к нему в объятия, однако вовремя удерживаюсь за перила.
Кандидат раскидывает руки, не пускает меня:
— Люба, не горячись! Я согласен. Я виноват. Я не буду ставить вопрос ребром. Не буду торопить. Дам тебе еще время привыкнуть. Понимаю тебя: я слишком большой... в известном смысле... чтобы привыкнуть ко мне быстро, — он смотрит на меня умоляюще. — И вообще!.. Пойдем кушать курицу. Остынет ведь. Катя старалась...
Мне становится жалко его. Кандидат сейчас видится мне большим беспомощным ребенком. И стоит он на несколько ступенек ниже меня. Что-то извечно женское, материнское на секунду пробуждается во мне.
— Хорошо! — я отбрасываю у себя со лба прядь волос. — Идем есть твою курицу. Катю жалко. Старалась ведь девушка.
Мы поднимаемся лифтом.
Кандидат расплылся больше чем наполовину кабины. Он придавил меня животом; можно сказать, вдавил в угол и смотрит виновато. А я гляжу на Кандидата исподлобья. Мне кажется, что со стороны мы выглядим довольно комично. Во всяком случае, если б я подглядела такую сцену (в лифте) где-нибудь в жизни или в кино, то не удержалась бы от улыбки.
В общежитие я возвращаюсь поздно. Но девочки ждут меня, не ложатся. Чашку за чашкой пьют чай, хрустят тостами. Завтра нам на работу можно не спешить — днем прогон спектакля. Выспимся. Поэтому и не торопятся девушки в царство Морфея.
Или у них какие-то новости?
Я смотрю на них испытующе. У Веры глаза горят, на стуле девушка ерзает. Так и подмывает ее что-то рассказать. Надежда вздыхает — нечто ее растревожило.
— Что новенького? — спрашиваю, переодеваясь за ширмой.
Веру прямо-таки прорывает:
— Что мы тебе расскажем сейчас!
— Ленка приходила, — вставляет Надежда.
Я бросаю взгляд на книжную полку:
— Не иначе новую книжку издала! Что-то не балует она нас в последнее время вниманием.
Но новых переплетов на полке не вижу.
Вера говорит:
— Нет, она только отнесла рукопись в издательство. Но ты бы видела, какая она была сегодня! Ой, Люба, ты не представляешь! Она — как Африка сегодня. Знойная, яркая...