Шрифт:
Часть первая: бред особого значения
Легкое электрическое потрескивание разбудило Т. глубокой ночью. Вместо К. рядом лежала смятая подушка. Еще толком не проснувшись, Т. тихо позвала его. Услышав в ответ тишину, она села на кровать, нашла брошенную на полу ночную рубашку и надела ее. Треск возобновился.
Встав с постели и раздвинув шторы, Т. всматривалась в густой ночной морок. Уличные фонари блеклыми огоньками пытались справиться с тягучим, вязким туманом. Один из этих
Сон как рукой сняло. Спускаясь со второго этажа загородного дома. Т. снова окликнула К. Свет решила не включать, чтобы не привлекать к себе внимание. Пробираясь в потемках, она запнулась о брошенные на полу рюкзаки с кайтами, задела стоявшие у стены доски для серфинга, с грохотом повалила их и выругалась.
Т. – Да чтоб тебя…! К. ! Ты здесь?!
Светящийся шар увеличился в размерах. И треск тоже стал громче. Входная дверь была раскрыта настежь. Т. выбежала во внутренний двор и по выложенной камнями дорожке добралась до деревянной калитки. Чтобы ее тихо открыть, калитку надо было подпереть ногой снизу, тогда засов не заскрипит. Но делать этого не пришлось – как и входная дверь, калитка тоже уже была не заперта.
Т. – Что за шутки, К.?
Дом располагался на краю небольшого селения. При свете солнца, выйдя за калитку, взору – насколько его хватало – представали бескрайние луга. Но сейчас все было спрятано за тяжелой серой завесой. Светящийся шар прекратил свой суетный полет, его сияние стало ярким и пульсирующим. Под этим шаром, в его свете на земле Т. заметила силуэт человека. Страх на ее лице сменился недоумением.
Т. – Я что-то… не пойму… Это по сценарию?
Режиссер – Стоп! Хорошо! Перерыв 15 минут, потом прогоним эту сцену еще раз.
Т. – Там кто-то попал в кадр, наверное, осветитель.
Режиссер – Разве? Он все время был рядом со мной.
Осветитель – Да, я был здесь.
Т. – Тогда кто-то другой из съемочной группы.
Режиссер – Хорошо, сейчас посмотрим. Тебе принести что-нибудь? Кофе?
А. – Алло! Ну что там с О. , как обстановка?
Н. – Пока все нормально. Его жена оказалась еще той стервой и выгнала его. Ф. с дочерью любезно согласились на время восстановления поселить О. у себя в доме.
А. – В каком он состоянии?
Н. – Я бы назвал его нестабильным. Он то приходит в себя, то уходит. Когда он с нами – немного бредит. Как например сейчас.
О. сидел в гостиной Ф. и в его же домашнем халате нес всякую чепуху:
О. – (задумчиво)Надо заказать побольше крем-брюле, оно быстро заканчивается и его постоянно не хватает…
Н. – Что у вас нового?
А. – У нас опять увеличилась посещаемость. Все из-за съемок кино. Желающих понаблюдать еще больше чем, когда следили за стартом ракеты. Помнишь Р.?
Н. – Такое забудешь! До сих пор удивляюсь как он смог такое устроить.
О. – (озлобленно) Устроить, строить, строиться, построение шкафут левый борт, только и можете что строиться, да солярку воровать…
А. – Кстати об Р. Из-за него и беспокою. Этот хитрец оказывается не погиб при взлете, а тайком прокрался на орбиту и сбежал на транспортном корабле.
Н. – И где он сейчас? Где?! А еще дальше не мог забраться!?
А. – Отправляйся за ним прямо сейчас.
Н. – Это сколько же пересадок придется делать, три?
А . – Четыре. Стыковки тоже не быстрые.
О. – (удивленно) Откуда у вас мои фотографии?!… Мне надо в туалет!
О. встает и без подсказок сам находит уборную. Н. прощается с Ф., обещая ему, что скоро вернется, завершит реабилитацию и избавит его от внезапно навалившегося бремени. У выхода они оба оборачиваются на крик из туалета: