Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней
Шрифт:
В повести В. Иенсена молодая девушка своей любовью исцелила архитектора от навязчивой бредовой идеи. Она воплотила в себе представление об идеальной психоаналитической терапии, способствующей устранению психического заболевания путем осознания вытесненного бессознательного и возрождения ранее подавленного чувства любви.
Профессор Фрейд прокомментировал подобное лечение следующим образом:
«При возврате любви, если мы объединяем словом „любовь“ все многообразные компоненты сексуального влечения, происходит выздоровление, и этот возврат необходим, ибо симптомы, из-за которых было предпринято лечение, –
Какое удовольствие я получила от знакомства с этой работой! Ведь именно из нее я почерпнула представление о психоанализе как лечении любовью, о чем ранее не имела ни малейшего представления.
Мне всегда казалось, что любовь не имеет никакого отношения к медицине. Когда я слышала, что у человека разрывается сердце от любви и что от неразделенной любви у него болит душа, то я воспринимала подобные высказывания в качестве метафоры.
Не имея личного опыта всепоглощающей любви к мужчине, я воспринимала любовь как нечто желанное, способствующее развертыванию жизненных сил и доставляющее человеку исключительно радость. Только потом, когда я действительно влюбилась, причем меня угораздило влюбиться в женатого мужчину, я на себе прочувствовала все те страдания и муки, которые может приносить человеку любовь.
Но я никак не предполагала, что любовь можно использовать в качестве средства исцеления. То есть мне было понятно, что любовь окрыляет человека. Недаром говорят о крылатом Эросе и даже о крылатом фаллосе. Однако то, что любовь может быть средством исцеления от невроза или психоза, было потрясающим открытием для меня.
Теперь я знаю, каким образом могу излечить моего Юнгу. Я должна отдать ему всю свою любовь, чего бы мне это ни стоило. Если он излечил меня методом психоанализа, окружив своим вниманием, заботой и, надо прямо сказать, своей запрятанной в глубины психики любовью, в которой он сам себе не хочет признаться, то и я отблагодарю его тем же самым.
Слов о моей любви к нему недостаточно. Поэтизированные отношения, сложившиеся между нами в последнее время, лишь распаляют наши взаимные чувства, которые приходится сдерживать с большим трудом. Необходима действенность любви с моей стороны по отношению к нему.
Действенность. Надо же! Почти как девственность. Вот что значит русский язык! По-немецки невозможно услышать сходство в звучании этих слов.
Сказать Юнгу об этом или нет? Его наверняка привлекает моя девственность. Но как он отреагирует на действенность моей любви к нему, если боится того, что без «джентльменского соглашения» пострадает его репутация, а вместе с ней и его любимая работа.
Исцеление любовью. Пожалуй, это единственный выход в нашей запутанной ситуации.
Отдаться всем существом своим бурному водовороту жизни и быть счастливой, пока светит солнце? И будь что будет, даже если наступят черные дни разлуки!
В последнем случае можно будет переложить свое чувство на ребенка и на научную деятельность, которую я люблю не меньше Юнга.
Знаю, что современная молодежь, особенно студенты медицинского факультета, смотрят
О последних соображениях я написала своей маме. Правда, я не стала пугать ее рассуждениями о психоанализе как лечении любовью. Написала лишь о том, что готова отдаться превратностям жизни и обрести счастье хотя бы сейчас.
При этом я успокоила маму, сообщив ей о том, что мы с Юнгом стоим пока на той ступени поэзии, которая не опасна. И, чтобы совсем ее успокоить, в своем письме я добавила, что намерена стоять на этой ступени до тех пор, пока не стану доктором, если, разумеется, обстоятельства не изменятся.
Кроме того, я написала ей, что не могу чувствовать себя счастливой без материнского благословения, без ее одобрения моего образа действий. Мне было крайне важно, чтобы она могла радоваться тому, что мне хорошо.
Я понимала, что моя мама может задать мне вопрос: а что будет потом, если я решусь на полное проявление своей любви к Юнгу, в то время как он не захочет разводиться со своей женой? И я написала ей, что «пути Господни неисповедимы» и мы не можем знать того, что будет потом и где счастье ждет нас.
Бедная, бедная мама!
Что она подумала о своей так запутавшейся, но все же жаждущей счастья дочери, когда прочла это письмо?
Мама, милая мама!
Не суди меня строго и прости! Мне так необходимо твое благословение!
– Мама! Так хочется пить! Просто сил нет.
Сабина встрепенулась. Голос младшей дочери вырвал ее из плена воспоминаний. Ева осторожно дергала маму за руку, пытаясь привлечь к себе ее внимание. Лицо дочери выражало страдание, и сердце Сабины забилось, словно птица в клетке, которая ничего не может сделать, чтобы облегчить участь своего птенца.
Конечно, Ева уже вполне сформировавшаяся маленькая женщина, способная не только терпеть лишения, но и в случае необходимости оказывать помощь своей матери. Но для Сабины младшая дочь всегда оставалась ребенком.
– Доченька, потерпи, пожалуйста! Мы скоро придем на место и сможем вдоволь напиться.
– Мне бы глоточек воды, а то так пересохло горло, что все во рту просто жжет, – пожаловалась Ева.
– Ну, еще капельку потерпи. Мы уже почти пришли, – пыталась успокоить свою дочь Сабина, хотя не была уверена в том, что они вообще когда-нибудь дойдут до того места, где можно будет остановиться, найти питьевую воду и отдохнуть.
Она сама едва стояла на ногах. Ей самой так хотелось пить, что из ее пересохшего горла едва вылетали обращенные к дочери утешения.
Ева послушно поплелась рядом с матерью, которая погладила ее по растрепанной головке и ободряюще посмотрела на уставшую дочь, желая ее подбодрить.
Какая же Ева все-таки еще маленькая, несмотря на свои 16 лет! Словно ребенок!
Вымученная улыбка Сабины прорезала ее покрывшееся пылью лицо и застыла на некоторое время, пока Ева понимающим, но каким-то моляще-отрешенным взглядом смотрела на свою мать. Но как только дочь переключила свое внимание на дорогу, улыбка сошла с лица Сабины и она, украдкой вздохнув и собравшись с последними силами, с неимоверным трудом продолжила идти навстречу своей судьбе.